– То есть кто-то когда-то уже хакнул этот… как там его… «Навидор», что ли?
– Да, «Навидор». Наверняка хакнули. Если система есть, значит ее уже кто-то взломал. А тот, кто способен ее взломать, само собой, входит в сообщество. – Он кивнул на свой ноутбук, словно в нем-то и скрывалось глобальное содружество. – И откликнется на мою просьбу в самое ближайшее время. – Заметив тень сомнения в глазах коллег, он прибавил: – Мы никогда не спим.
– Я только вот одного не могу понять… – сказала Кэтрин.
Хо ждал продолжения.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть друзья?
– И при этом самые лучшие, – подтвердил Хо. – Друзья, с которыми не надо встречаться.
Ноутбук коротко пискнул.
– А вот и они.
Кэтрин смотрела, как он склонился над ноутбуком. «Нужно действовать, исходя из того, что мы пытаемся спасти Хасана, а не обнаружить его тело». Ничего другого им не оставалось.
Конечно, было бы неплохо, если бы дело продвигалось быстрее.
Время сейчас играло против Хасана.
* * *
Машина остановилась, двигатель смолк.
На мгновение тишина и неподвижность показались хуже шума и тряски. Сердце Хасана колотилось, пытаясь вырваться на свободу. Я не готов, подумал он. Не готов привести в исполнение план побега, потому что никакого плана нет. Не готов потому, что просто не готов, вот и все. Не готов к тому, чтобы его вывалили из багажника и сказали, что сейчас он умрет. Он был не готов.
Зажмурившись, он попробовал призвать Джоанну Ламли, но она не являлась. Он остался совершенно один.
Одиночество тут же кончилось, потому что багажник открыли и бесцеремонные руки выволокли Хасана и швырнули на холодную землю, словно куль корнеплодов.
Инстинктивно первым делом он стянул с головы мешок; со связанными руками это было непросто, но он справился. Избавившись от мешка, Хасан огляделся, словно увидел белый свет впервые в жизни. Он был в лесу. Машина стояла посреди грунтовки, вокруг простирались деревья, а из ям и ложбинок, будто гоблины, выглядывали замшелые пни. Палая листва и сухие ветки устилали утрамбованную землю под ногами. Воздух пах ранним утром. Занимался рассвет, вырисовывая ажурную сетку ветвей над головой.
Двое оставшихся похитителей стояли над ним, и первое, что он увидел, была их обувь. Это показалось логичным. В конце концов, обувь им полезнее мозгов. Эта мысль слегка расшевелила Хасана. Пускай холодно, пускай он весь в синяках и ссадинах, грязный и вонючий, но он больше не сидит в подвале. И не собирается плясать под дудку этих сволочей, и не станет валяться у них в ногах, подняв лапки кверху. Потому что во всех имеющих значение смыслах он выше их обоих, вместе взятых.
Один ботинок надавил ему на ключицу, прижимая тело к земле. Ботинок принадлежал тому, кого Хасан прозвал Керли. Где-то высоко-высоко над ботинком на него смотрел и сам Керли, улыбаясь неискренне и недобро.
– Конечная, приехали, – сказал он Хасану.
* * *
– Очень рада, что ты все-таки одумался, – сказала Тавернер.
Пропустив эту реплику мимо ушей, Лэм продолжал обозревать ее сотрудников, которые, врозь и попарно, на своих рабочих местах и за столами коллег, вроде бы занятые обычными делами, пристально следили за каждым его движением. Сверху струился мягкий свет, а в воздухе стоял негромкий гул, словно белый шум, который, очевидно, выполнял роль звукозащитной перегородки. Наверное, даже не будь этой стеклянной стены, никто снаружи не услышал бы ни единого слова из их разговора.
Это, само собой, не касалось Ника Даффи. Ник Даффи стоял рядом с ними, в кабинете Тавернер. Ник Даффи слышал каждое слово.
И тут Диана Тавернер раз и навсегда развеяла всякие сомнения в своей способности читать чужие мысли.
– Все в порядке, Ник. Можете идти, – сказала она.
Даффи с явной неохотой вышел.
– Мне с сахаром, любезный, три ложечки, – напутствовал его Лэм.
– Хочешь знать сухой остаток? – спросила Тавернер.
– Просто сгораю от нетерпения, дорогая.
– Обнаружено тело Блэка. Он один из твоих бывших. Совершенно очевидно, что он принимал участие в похищении Хасана Ахмеда. Тебя видели с ним в начале лета, спустя много времени после того, как он покинул Слау-башню. Два твоих сотрудника подписали протоколы с соответствующими показаниями. Мне нужно продолжать?
– Непременно, – заверил ее Лэм. – Умоляю, не останавливайся, продолжай. Эти двое, полагаю, Лой и Уайт, да?
– Их свидетельские показания не вызывают сомнений в достоверности. Согласно им, вы с Блэком продолжали поддерживать контакт. Все это вместе со вчерашней убийственной вылазкой Моди ставит Слау-башню в очень и очень невыгодное положение. Но в принципе, дело можно спустить на тормозах. Если ты готов к сотрудничеству.
– Убийственной? – переспросил Лэм.
На долю секунды лицо Тавернер омрачилось тенью.
– Извини. Ты, конечно же, еще не слышал, – сказала она.
Он улыбнулся, но улыбка была простым растяжением лицевых мышц.
– Что ж, вот и еще один конец в воду.
– Ты так относишься ко всем своим сотрудникам?
– А Бейкер никогда не была моим сотрудником. Ты отправила ее в Слау-башню не потому, что она переспала с кем не следовало. Она была твоим засланцем. Приглядывала за Ривером Картрайтом.
– У тебя есть доказательства?
– Ее собственные слова.
– Только повторить их она теперь навряд ли сможет. – Взгляд Тавернер оставался холодным и твердым. – Вот тебе мое предложение, Джексон. Всем будет лучше, если мы закроем это дело чисто и без шума. Подпишись под показаниями Лоя и Уайт, и забудем всю эту историю.
– Я к тонкостям не привык. Объясни-ка поподробнее, почему я должен на это согласиться.
– Ты, Джексон, человек старой закалки, причем не в лучшем смысле этого слова. Теперь другие времена. И ты в них не вписываешься. Если я предъявлю Ограничениям жертвенного агнца, то конечный результат их будет интересовать куда больше, чем любые доказательства. Дела сегодня делаются именно так. Если есть возможность разрулить ситуацию по-тихому, они ухватятся за нее обеими руками. Оформят это как выход на заслуженный отдых и даже пенсию не урежут.
Джексон Лэм запустил руку за пазуху и с удовлетворением отметил, как Тавернер встревоженно скривилась. Ее лицо приняло брезгливое выражение, когда он поскреб подмышку.
– Какая-то гадина тяпнула на набережной.
Она не ответила.
Лэм высвободил пятерню и понюхал пальцы. Затем сунул руку в карман.
– Значит, предлагаешь мне расплатиться за твои грехи? А иначе что?
– Иначе все будет очень непросто.
– А все и так уже очень непросто.