Вампиры засмеялись…
Усмехнулись про себя оборотни, охраняющие Совет и присматривающие за людьми, которые разбирали вещи высокопоставленных членов экспедиции. Им не было дела до проклятых городов, но предстояла большая охота – до полнолуния оставалось менее двух недель.
Люди, которые оказались неподалеку, тоже заулыбались, но не так уверенно. По большей части не понимая, о чем идет речь. Они не умели определить землю, которую Ее Величество и приближенные называли «проклятой», разве что по мху, которым покрывались в тех местах камни. Часть экспедиции обходила их стороной, исполняя рекомендации держаться от таких мест подальше – но не всем, а только тем, кто обладал особой чувствительностью. Но те, кто смеялся уверенно, всегда были такими обаятельными, милыми, и когда они смотрели в глаза, хотелось стать яблоком, чтобы покусали. Не поддержать их было равнозначно противопоставить себя дружному коллективу, команде, в которой каждый мог рассчитывать только на поддержку друг друга. Не каждый день простому человеку выпадала честь стоять рядом с Величествами, полетать на драконах и не быть сожженными заживо. Каждый понимал – ему выпал шанс открыть новую страницу в истории, увековечив себя величайшими открытиями.
Но на вершину третей горы поднялись лишь через шесть дней. Поднялись, в основном, благодаря драконам, которые умели ползать по скалам и отвесным стенам с удивительной быстротой и цепкостью, когда казалось, что и пауку зацепиться не за что. За ночь драконы успевали спуститься вниз, загрузиться грузом и людьми, и уже к завтраку следующего дня оказывались на вершине, так что оставалось просто сидеть и ждать остальных. За день они успевали сделать еще один заход. И основная поклажа, которую им пришлось поднимать, представляла собой продукты, снаряжение, оружие – и все то, без чего такая масса народу не смогли бы обойтись в горах.
Многие впервые осознали опасность, когда повисели вниз головой над пропастью, привязанные ремнями к сидениям, вцепившись руками в подлокотники. Сиденья ходили ходуном, каркас для драконов готовился в облегченном варианте, чтобы не стеснял движений. Кроме того, сказалась неорганизованность и отсутствие навыка выживания в горах. Немногие бойцы успели побывать в них прежде.
Одной общей кухни оказалось мало, кормились в несколько заходов, а продукты и котлы пришлось разбить на две кухни, одна из которых отправлялась с первой партией, вторая в самом конце. Палатки собирали и разбирали при каждой остановке – и первыми к отправке всегда были готовы те, кто устраивался в пещерах и гротах, но им-то как раз приходилось дожидаться последней очереди, поскольку с большим комфортом устраивались нужные члены экспедиции – врачи, Святые Отцы, поддерживающие дух экспедиции, повара… Кроме подрывников, которые пользовались особыми привилегиями: им вменялось контролировать трассу и переправлять запасы взрывчатого материала и устройств – им требовался отдельный дракон, заранее специально обустроенное место и охрана, а еще альпинисты особой категории и обслуживающий драконов персонал, которые следили за безопасностью и исправностью креплений и механизмов.
Неожиданно испортилась погода. На вершине шел снег, у подножия – проливной дождь. Для того, чтобы высушить одежду требовалось дополнительное топливо. Благо, у военных нашлись плащ-палатки, но их было мало.
Подножия четвертой горы достигли лишь на восьмой день от начала экспедиции, переправляя людей и грузы с вершины третей горы коврами-самолетами и, опять же, драконами, которые с горы спускались быстрее. Чтобы слететь с горы им хватало часа, а поднимались полдня. Благо склоны с другой стороны гор оказались пологими, но опасность представляли трещины в ледниках, расщелины, горные бурные потоки рек, непроходимые ледовые торосы и нагромождения скал. И этот чертов холод и пронизывающие до костей ветра, сдувающие плохо закрепленные палатки. Многие, кто имел опыт катания на лыжах в горах, не дожидаясь свой очереди, сами съезжали с горы на лыжах, что значительно облегчало спуск, но перебраться через расщелины и трудно проходимые места им приходилось с помощью приспособлений, которые почему-то начали отказывать и выходить из строя один за другим.
Слава Богу, погода к шестому дню более или менее наладилась! Небо было хмурое и выли ветра, но дождя не предвиделось.
Низина между третьей и четвертой горной грядой была широкой и падала глубоко вниз, обогреваясь не только солнцем, но и горячими источниками. Снега здесь еще не было, или был, но таял. На шапки ледников уже налюбоваться успели, и теперь радовались возможности еще раз пройтись по траве. Обширная межгорная территория густо поросла деревьями и кустарником, радуя взгляд осенним нарядом и живописными водопадами.
Люди разбили лагерь, дожидаясь остальных. Первые группы прибыли сразу после подъема на третью вершину, на которой мало кто задерживался, и кто-то здесь был уже шестой день.
Стучали топоры, горели костры, кто-то заготавливал уголь, чтобы пополнить запасы горючего. Видавшие виды альпинисты разевали рты, любуясь уходившими круто вверх редкими ступенями, вырубленными в твердом граните, на которых не скапливался снег. Разбрелись, фотографируясь группами и одиночно на фоне первозданных пейзажей, где не ступала нога человека, или, по крайне мере, ступала, но не часто. Кто-то брал пробы грунта и собирал для исследований камни. Кто-то порывался слетать на ковре-самолете к озеру, расположенному не так далеко от основного маршрута. Наловили сетями рыбу, накормив ею экспедицию до отвала. Кто-то ахал и охал, когда ему показывали, как бешено вращается стрелка компаса, потеряв и север, и юг.
Слава Богу, подтягивались последние группы, на третьей вершине остались лишь высокопоставленные особы, которые замыкали колонну.
Немногие обратили внимание, когда вдруг ни с того ни с сего по-зимнему засвистел ветер, сотрясая горы – и еще меньше услышали, когда в вышине, обрушив вниз тонны выпавшего за предыдущие дни снега, сотрясая соседние горы и запирая проходы слева и справа, в чистом небе отчетливо прокатился смех, и нечеловеческий голос несколько раз произнес внятно и грозно: «Умрете!».
Голос прокатывался эхом, ударяясь в скалы и откатываясь назад, будто искал кого-то… Лишь один из людей, стоявший в стороне и с тоской высматривающий третью гору, насторожился, прислушиваясь и побледнев, поднял голову и подумал, что не надо было идти с людьми, которые и плачут, и смеются одновременно, и часть из них раскрывают пасти, когда лица их немного сонные. С такими людьми отношения у него не ладились. Хуже, они зачастую искали ему смерти…
Он мог бы и не ходить, но бедственное положение не оставило ему выбора. Сам он был смышленый, по крайне мере, считал себя таковым, но какой-то невидимый и беззлобный. Болезни, над которыми он посмеивался, правили его телом, странная изнуряющая тоска приходила и выкачивала его, внезапно накатывало отчаяние и сердце сжимала безнадега, от которых хотелось повеситься, и пустота внезапно окружала дух, обрушиваясь на каждого, кому он становился не безразличен, убивая самых дорогих людей. Он задыхался в этом вакууме. И он знал причину, по которой свалилась на него напасть: бабка-кормилица, старая ведьма, которая влачила жалкое существование, проклинать людей умела и знала о проклятиях и порчах не понаслышке. Прислушиваясь к себе, он давно не питал иллюзий, что дерьмо в его голове вдруг изменит о нем мнение, и не пытался договориться – дерьмо было мертвым. Были ночи, когда он плакал и завидовал людям, которые не имели представления о ночи, скрывающей людей, не понимая его. Голова чернила его настолько предсказуемо, что иногда обезьяна имела право называться человеком больше, чем человек, который прикладывался к этому гаду, удивляя покладистой покорностью и выказывая то, что он меньше всего хотел бы увидеть или услышать от человека. Зависимость от погани, плюющей на него и из него самого, бесила. Бесила до такой степени, что он с удовольствием раскроил бы себе череп, чтобы вынуть оттуда мертвый камень. Но он знал, Благодетель, который истыкал его своими насмешками, наступивший на его голову и заключивший сделку с самим Дьявол, только того и ждет – и он бежал от себя, от Благодетеля, от людей…
