Новости об экспедиции добили его окончательно. Против правил он мог оказаться рядом с драконами, изучить их повадки, найти слабое место и, наконец, раскрыть секрет долголетия. В другое время к драконам было не подступиться. Но разве неудачник, как он, мог мечтать о том, чтобы перепрыгнуть через миллионы желающих отважиться на рискованное предприятие?
На призыв он откликнулся не за тем, чтобы его взяли, а чтобы убедиться, что именно его не возьмут. Но верховный главнокомандующий ощупал его со всех сторон, заглянул в рот, смерил давление и сказал «браво!», выдавал талон на получение полного комплекта амуниции, инструментов, снаряжения и аптечки. Так быстро и внезапно все произошло, что потом, в номере отеля, куда селили везунчиков, схватившись за голову, долго пытался вспомнить, где и как он получил свой рюкзак и спальный мешок.
«Нет, – решил он, – пора вернуть добро народу!» Он всегда был незаконнорожденный сын, и сама мысль узаконить себя в глазах народа показалась ему дикой. В очередной раз он убедился, что его господин эксплуатирует его и на этот раз: сам он попасть сюда не торопился, но был искренне заинтересован в получении достоверной информации. Благодетелю ничего не стоило получить ее, будучи далеко, тогда как он, прислушиваясь к себе и усматривая лишь сумерки, терялся в догадках, кто этот Благодетель и что ему от него нужно, ровно как чем он там занимается.
Он сложил обратно разобранные вещи, с сожалением пересчитал уже полученную часть вознаграждения и собрался выйти, как вдруг представители двух народов вошли в его номер, несмело озираясь по сторонам.
И на свою беду, или на счастье, замешкался, разглядывая добрых молодцев, которые в свою очередь с одинаковым любопытством, как-то уж слишком заинтересованно, рассматривали его, загородив выход. Не преднамеренно, просто он занял кровать у окна, а им достались две кровати, которые были ближе к двери.
Один был бледнолицый голубоглазый северянин, с пышными густыми золотисто-русыми локонами, напоминающими, скорее, парик, с такими женственными чертами лица, что, встретив его на улице, он так бы и подумал – женщина и, несомненно, обратил бы внимание. Одет он был соответствующе, в синие обтягивающие джинсы и черную кожаную куртку с блестящими заклепками, цепочка на шее удерживала ковбойскую шляпу, которая болталась за спиной.
– Зуля, – он протянул руку, одновременно нога об ногу снимая вышитые серебряными нитками сапоги с острыми концами и на каблуках. Глубокая голубизна его глаз завораживала и притягивала, длинные ресницы, которые почти ложились на брови, несколько раз как-то уж слишком игриво моргнули.
Утонув в его глазах, он не сразу обратил внимание на правильные черты его носа и пухлых губ. Пожал концы его пальцев, едва пошевелив губами и тряхнув головой.
Думать о Зуле, как о мужике, получилось не сразу.
– Валимир… Можно Валя… Я привык.
Второй – загорелый кареглазый южанин, противоположно мужественный, с черными смоляными волосами, связанными в пучок, разом привел его в чувство, выставив и поднеся к носу кулак. В пронзительном взгляде второго народа чувствовалась некая сила, которая могла бы разоблачить и Благодетеля, чернившего его день и ночь. Он невольно засмотрелся, забыв, что только что собирался уйти, слегка позавидовав мужественной красоте и статности северянина.
Кулак разжался, и парень протянул руку первый.
– Игорь…
Оба парня были жилистые, высокие, как он сам. Он даже почему-то не стал сопротивляться, когда они к нему подступили и начали ощупывать со всех сторон, и совершенно растерялся, когда вдруг новоприбывшие искреннее чему-то обрадовались и, таинственно и лукаво глядя друг на друга, пришли к молчаливому согласию. Никогда прежде у него не было, чтобы его приняли вот так, сразу. Обычно приходилось долго доказывать, что он человек и чего-то стоит. И вдруг понял, что ждет их решения, как приговора…
– Этот, кажись, нам подойдет, – сказал один из них, пощупав его за ягодицу.
– Изыдите от меня! – Валимир грубо оттолкнул обоих. – Благочестив я, и помышления мои не допускают сатану!
– Наши тоже, – прогундосил второй. – Но как жить без сатаны? Кушать, бывает, хотца! Тьфу, святоша… – разочарованно повернулся северянин к своему товарищу.
– Изгнали! – быстро поправился Валимир, пока те двое не разочаровались в нем окончательно. – Лицом не вышел, Дух Святый не пристает…
Он так устал от одиночества, что ему было все равно с кем его разделить.
Так с народом он не веселился с тех пор, как ушла из жизни бабка-кормилица, самая веселая повитуха и ведьма, которая могла часами приучать его смеяться над собой. Он помянул ее с благодарностью, невольно списав быстрое сближение на последние тренировки и медитации, которые применил к себе, используя ее наставления. Много она в него вложила премудрости, но тогда он был мальцом и премудростями не интересовался – а жаль, их-то как раз ему и не доставало. Пятнадцать лет спасение было под боком, но разве кто-то задумывается о могиле, когда вся жизнь впереди и все дороги открыты? Как гром среди ясного неба грянула беда, когда вдруг в скором порядке пришлось вспоминать бабкину науку, чтобы спрятать себя под вуалью и отвести глаза косенькой с косонькой. Вспомнил он о них совершенно случайно, наткнувшись в столичной библиотеке на манускрипт, который выставили как музейный экспонат. Документ нашли в архиве некого мецената, который, разобидевшись на наследников, завещал коллекцию раритетов городу.
И вдруг понял, что смог его прочитать…
По-своему. Вот поле ужаса, а вот рука Владыки, придавившая голову, и светильники, и Зов Крови, и Зов земли…
Бабка знала, как без всяких пентаграмм вызвать демона пред светлые очи и заставить раскаиваться во всяком своем происке, и как обличить нечистого и избить человека, не дотрагиваясь до него, и как сварить чудесное зелье или обрюхатить вдовушку и покрыть вуалью молодую девицу. Сама она крови не искала, помогала положить Владыку, или похабила его и разворачивала в другую сторону, но за помощью к ней обращались люди обездоленные, так что заработанного едва хватало на пропитание.
Ребята оказались веселые, по жизни больные оптимизмом. Казалось, ничто их не волнует – шутки сыпались, как горох из дырявого мешка. У него так не получалось. В тот же вечер они затащили его в кабак. Подъемных выдали немного, но в горах вряд ли пригодились бы – и он с радостью согласился потратить состояние.
Знали бы они, сколько лет он не имел на руках столько денег сразу!
Но два парня, похоже, не за тем шли, чтобы помнить о его благородной бедности. Со скучающими лицами отодвинув бутылку из-под самого дорогого вина, какое нашлось в заведении, они дождались метрдотеля и выложили ему на стол все что имели. Метрдотель оглядел их придирчивым взглядом и предложил на выбор: или платите, или молитесь на господина в форме.
– Программа у вас не самая изысканная, посмешить бы народ. А можно, станцуем? – предложил северный народец, заметив на сцене полуобнаженную девицу, искреннее удивляясь, что они заказали, чтобы им принесли такой огромный счет. – Поплачем, глядишь, подадут…
