Замолчали. Морис прав: формат должен соблюдаться.
– А что, если не одно, а два шоу? – спросил я.
Пауза. Смотрят на меня. Я привык.
– Принц и Нищий, – сказал я. – Как бы так. Богатые тоже плачут.
Катя хотела что-то сказать, но Морис остановил:
– Продолжай.
– Делаем по формату британского WIFE SWAP: семьи из спальных районов и семьи олигархов. Только меняем не жен, а мужей: работяги отправляются жить на Рублевку, а буржуи – в Северное Бутово. Типа того. На неделю. Решают все семейные проблемы – походы в магазин, воспитание детей, отношения с соседями. Проблемы с женами. В общем, все.
– Ходят на работу, – продолжил Морис. – Вкалывают на заводе.
– А работяги в это время руководят компаниями, принимают решения, утрясают с Кремлем. Проводят совещания. Распоряжаются инвестициями.
– А олигархи не могут адекватно вписаться. Они смотрятся недотепами. Над ними смеется зритель. А над кем смеются, того не ненавидят.
– Формат? – спросила Катя. – Придется же британцам платить за формат. Это сколько? Какой канал согласится платить?
– Не волнуйся, – успокоил ее Морис: – Не волнуйся про деньги, с этим проблем не будет.
Катя внимательно посмотрела на Мориса. На меня. Сморщила лоб.
– У вас что, заказ? От кого?
– Мать, секрет, не можем открыться. Даже тебе.
– Клятва на крови, – признался я. – Секир-башка. – И, дурак, показал на себе.
– В чем задача? – спросила Катя. Она схватывает мгновенно. За то и держим.
– Задача простая, – пояснил я: – Удача отворачивается от олигархов и поворачивается к народу. А зритель их жалеет.
– Удача поворачивается к народу на экране, – уточнил Морис. – Пока на экране. А кто знает, что будет потом.
Катя взяла одну из морисовских сигарилл, закурила. Задумалась.
– То есть богатым не везет, и они тоже плачут? И потому их жаль?
– Плачут, – подтвердил Морис. – Только это никого не ебет.
Трудности демиурга
Моя бывшая жена решила оставить меня как-то спонтанно. Без предварительных объяснений, скандалов, выяснения отношений. Попыток их наладить. Словно знала, что пытаться не стоит. Она вообще необыкновенно умна. Много умнее меня. Я-то думал, что у нас с ней все обойдется. Лишь бы об этом не говорить.
“Не зови беду: сама придет”, – любила повторять моя мама.
Так ведь не звал, а пришла. Вот и верь взрослым.
Мы проснулись утром – в одно и то же время, как обычно. Полежали, не прикасаясь друг к другу. Затем поприкасались. Тоже, как обычно. Потом жена оперлась на локоть и долго смотрела на меня, словно пытаясь понять, я ли это или другой.
– Алан… – Жена звала меня Алан и никогда никакими ласкательно-уменьшительными именами. – Наш брак не работает. Я люблю тебя и только тебя, но так жить нельзя: мы живем вроде вместе, а вроде и нет. Живем как-то… друг мимо друга. Делим пространство. Я так жить не могу.
Я молчал. Она была права. С очевидным спорить бесполезно. Его можно или признать, или не замечать. Если не можешь его изменить. Мы не могли.
Удивительно: создаю новую реальность на экране, пишу чужие жизни, но не смог наладить свою. Создать устраивающую нас обоих реальность в самой реальности.
– Я поменяюсь, – пообещал я. – Скажи, каким ты хочешь, чтобы я был.
Вроде как в ней меня все устраивает. Хоть это было и не так. Но я мог потерпеть: прожили же вместе шесть лет.
У нее сегодня зрачки – будто большие капли меда. Шарики меда. А вокруг оливковые ободки. У нее цвет глаз меняется каждый день. Иногда по нескольку раз за день.
Наклонилась, накрыла водопадом волос. Провела по моим губам языком. И отстранилась.
– Не нужно меняться. Я люблю тебя таким, какой есть. Другой мне не нужен.
– Тебе и такой, судя по всему, не нужен. Раз ты хочешь расстаться.
– Такой нужен, – засмеялась моя жена. – Только жить с тобой не могу. Могу быть твоим другом. Или любовницей. Если хочешь – одной из. Ты же знаешь, я не ревнива.
Так и остались: друзья-любовники. Самые близкие на свете люди. Только жить вместе не можем.
Я закончил сценарии обоих “пилотов” в начале марта и послал их Морису. Он внес поправки, и мы отослали тексты Каверину. Вернулись к своей жизни: три шоу в запуске, подстегивание каналов, никогда вовремя не переводящих деньги, и закапризничавший Куприянов. Рутина и будни. Снег за окном.
Москва в те дни жила пробками, снегоуборщиками на дорогах и спасавшими город среднеазиатскими дворниками, расчищавшими тротуары и удобрявшими их солью, словно они надеялись, что тогда по весне из мостовых прорастет хлопок. Пока же белый, как хлопок, снег шел каждый день, обычно начиная кружить вечером, будто с наступлением темноты кто-то подавал сигнал. Может, и подавал.
Каверин позвонил Морису через неделю – радостный, энергичный. Как обычно, рано-рано утром. Когда в нашей индустрии никто никому не звонит.
– Морис, друг дорогой, не разбудил? – И не давая ответить: – Вот и хорошо, вот и хорошо… Сам знаешь, кто рано встает… – Посмеялся, затем серьезно: – Относительно шоу: народ прочел и возбудился. Можно запускать.
Морис два раза моргнул – чтобы проснуться.
– Какое из них? Мы вам послали два – на выбор.
– Что значит – какое из них? – удивился Каверин. – Два послали, два и запускаем. Оба. Присылай контракт, подредактируем, подпишем, переведем деньги и вперед.
– Сеня… – Морис окончательно проснулся. – Ты прочел “пилоты”?
– Дважды, – подтвердил Каверин. – Помню наизусть.
– Тогда ты, возможно, заметил, что предполагается участие реальных олигархов. Не актеров, а реальных людей, которых знает вся страна. Они готовы на это пойти? Сниматься? Конкурировать с парнями с Урала? Переехать на неделю в блочный дом в Гольянове и жить с чужой семьей? Или пустить какого-то Васю в свой дом? К своей жене? К детям? Это же вся страна будет смотреть.
– Решаемо, – заверил его Каверин. – По этому поводу имеются идеи. Обсудим при встрече. Сейчас главное подписать контракт и начать выстраивать структуру обоих шоу. Чем быстрее, тем лучше. Сам знаешь: хуй железо…
Засмеялся.
Морис молчал. Думал, почему они так спешат: их же не любили много лет, и ничего – клали они на эту нелюбовь. Что происходит сейчас?
– Еще вопросы есть? Вопросов нет, – засмеялся Каверин. – Жду контракт. И обозначь день встречи. У вас в офисе, чтобы Алан твой тоже присутствовал. Все. Обнял.
Динь-динь.
Семен Каверин – радостный, красивый, небрежно элегантный – ворвался в наш офис в девять утра: он предлагал встретиться в восемь, но Морис категорически отказался. Каверин вздохнул и согласился на девять.
