– Потому что кроме себя обвинить некого.
Он сделал все сам. Создал себя таким, какой есть. Без отца, без настоящей семьи, без стаи. Это невероятно, удивительно, и впервые за все время к моим чувствам в отношении Хантера добавляется еще и уважение.
Но его рассказ будто разжег мое любопытство, сорвал все запреты.
– Я думала, что ты стал альфой из-за денег и статуса, но выходит, что ни первое, ни второе тебе не нужно. Так зачем?
– Меня попросил Доминик Экрот.
– Который тебе даже не друг, – вспоминаю его же слова.
– Подловила, – он усмехается, но взгляд разноцветных глаз остается серьезным. – В основном, из-за Августа. Не мог смириться с тем беспределом, что он творил.
Я настораживаюсь:
– О чем ты говоришь?
Хантер отодвигает для меня стул, а сам устраивается рядом. Тут же появляется мужчина-слуга: он вкатывает тележку с закусками и вином. Все красивое и аппетитное, но ни красота, ни еда не отвлекает меня от нашего разговора. Стоит официанту наполнить наши бокалы и отойти, как я выжидающе смотрю на Хантера.
– Уверена, что это подходящая тема для нашего свидания?
– Ты сам настаивал на честности.
– Я рассчитывал на более приятные разговоры, но ладно.
Он делает небольшой глоток вина, прежде чем продолжить:
– Мой младший брат не такой святоша, как ты считаешь. Хуже, он садист и ему нравится причинять боль. Особенно беззащитным женщинам. Для некоторых это часть игры, от которой они ловят кайф и щекочут себе нервы, для кого-то – возможность хорошо заработать. Но Августу этого показалось мало, он решил, что раз он альфа, то может издеваться над людьми и вервольфами абсолютно легально. Даже если они не давали на это согласия.
Мне не смешно. Вот совершенно точно не смешно!
– Ты, наверное, шутишь…
– Если бы. У меня не настолько ужасное чувство юмора.
– Это невозможно, – качаю головой. – Это клевета. Чьи-то выдумки. Тебя обманули.
Хантер снова мрачнеет, сжимает зубы так, что на его лице играют желваки.
– Это не обман, Али.
– Я бы знала. Я уже много лет живу в Черной долине и что-то бы точно заметила.
– Я задавался тем же вопросом. Почему ты ничего не заметила?
Вопрос выбивает почву из-под ног, ставит меня в тупик.
– Тебя не настораживали отношения Августа и Венеры?
Настораживали? Нет. Скорее они были для меня примером брака с альфой. Не лучшим.
– Они не были такими теплыми, как у моих родителей, но среди вервольфов это нормально.
– Твои слова? Или Сесиль?
Он попадает в точку, но именно поэтому не хочется с ним соглашаться.
– Не только Сесиль. Я была на разных событиях, видела, как альфы обращаются со своими женами, и что у них у всех есть девочки из людей.
– Но не все избивают своих жен.
– Я ни разу не видела такого!
Венера боялась Августа. Иногда моя волчица чувствовала ее страх, но я списывала на неприязнь. На то, что у них договорной брак, не по любви. На то, что они чужие друг другу. И на то, что он водит в их дом других женщин.
– Потому что он это скрывал.
– Она тоже скрывала. Почему? Почему она не попросила о помощи?
Ни словом, ни жестом.
– А почему жертвы насилия не просят о помощи, будущий психолог?
Я сглатываю, во рту горько от осознания, что я ничего не замечала. Не хотела замечать. Это меня не касалось. Так говорила Сесиль. Всем нам.
– Потому что винят себя, – отвечаю. – Им стыдно. Они боятся навлечь на себя гнев и нелюбовь садиста.
– Правильно. Венере просто не повезло. Или повезло, раз мой брат все-таки решил вышвырнуть ее из стаи.
– Я не заметила, – повторяю я. Я, которая всегда гордилась своей эмпатией, пониманием людей и вервольфов. Конечно, Сесиль всячески ограждала нас от Венеры. Говорила, что не нужно трогать волчицу в медовый месяц. Что когда она забеременеет, все изменится. А я была занята мечтами о поступлении, собственной жизнью. Чем угодно! – Но кто-то же должен был знать об этом.
– Некоторые знали. Любая стая – как закрытый клуб, общество, в котором всем заправляет альфа. Но нет в мире такого секрета, который можно скрыть навсегда, особенно, когда кто-то начинает считать себя безнаказанным. Доминик узнал об этом от Венеры, когда принял ее в собственную стаю и начал копать под Августа.
– Но есть старейшины, – напоминаю я. – Они следят за тем, чтобы законы соблюдались.
– В идеале да, на деле отец очень долго прикрывал сына. Киран передал Августу место альфы, а сам стал старейшиной. Очень удобно. Киран заботился о том, чтобы репутация Прайеров не страдала в кругу других альф, Сесиль – чтобы не болтали в стае.
Хантер оказался прав: к такому разговору я была не готова. Ни за этим ужином, ни вообще. Мне хотелось все отрицать, но память подкидывала все новые и новые детали. Например, когда после возвращения Августа и Венеры из свадебного путешествия, нас с близнецами на полгода переселили в дом в долине, чтобы не мешались. Плачущая Венера, с которой я однажды случайно столкнулась в гостиной. Тогда она испугалась и грубо выставила меня прочь. Я считала, что дело в изменах Августа, но не в том, что он издевался над ней.
Мне не хотелось верить Хантеру. Не получалось представить Августа, Августа, которого я знала, насилующим и избивающим свою жену. Но зачем Хантеру лгать?
– Волчонок, теперь ты понимаешь, почему я настаиваю на твоей безопасности?
Он будто еще подливает масло в огонь, и у меня просто сдают нервы.
– Ты считаешь, что мне нужно бояться моей семьи? – спрашиваю зло, и мой голос подрагивает.
– Я думаю, тебе нужно быть осторожной.
– С Августом? С Сесиль? С близнецами? То, что ты рассказал – ужасно. Но они никогда ничего плохого мне не делали.
Глаза Хантера вспыхнули яростью волка.
– Ты так часто это повторяешь, будто хочешь себя в этом убедить.
– Но это правда! Они приняли меня, я ни в чем не нуждалась.
– Конечно, не нуждалась. И стая Черной долины с твоим появлением тоже перестала нуждаться в деньгах.
– Что? – тихо переспрашиваю я.
Хантер морщится, будто сболтнул лишнего.
– Я не хотел говорить тебе до конца своего расследования. Но когда мой отец был альфой, стая едва сводила концы с концами. Он сорил деньгами направо и налево, ставил на Волчьих боях. С твоим появлением все изменилось, дела стаи пошли лучше. Прайеры тратили как обычно, но, что интересно, перестали нуждаться в деньгах. И что совсем интересно – очень не хотели отдавать тебя замуж.
