Возможно, поэтому я не плачу. Возможно, поэтому даже не вздрагиваю, когда Сесиль обнимает меня и как-то неловко гладит по голове. Сердце в груди будто трескается и рассыпается крошкой, погибая вместе с моими родными.
Точнее, я думала, что оно погибло, но тогда откуда эта боль, словно раздирающая меня изнутри? Такая, что нереально сделать вдох. Я задыхаюсь от вида ладони Мег на обнаженной груди Хантера. От ее испуга. От поспешного желания прикрыться.
От взгляда проснувшегося альфы.
Мы смотрим друг другу в глаза, как смотрели еще вчера, когда я дышала им. Когда жила им.
Это неправда.
Пожалуйста, скажи, что все это неправда. Я просто жду этого, но точно не сожаления помноженное на раздражение.
Меня трясет.
Меня так трясет, что мне кажется, я сейчас заору от этой дрожи. И я разрываю наш взгляд, будто перерезаю трос, на котором стою, опускаю глаза и делаю шаг назад. Может, еще один сделала бы, но я натыкаюсь на верховного старейшину. Сбежала бы, но он крепко перехватывает меня за локоть.
– Доброе утро, Хантер, – говорит он. – Теперь я понимаю, что тебя задержало. Все же жду тебя внизу, в гостиной, вместе с этой волчицей, – он безразлично кивает на усиленно прикрывающуюся простыней Мэг. – Идем!
Последнее относится ко мне, вот только мнения моего здесь не спрашивают. Хочу ли я идти в гостиную или закрыться в своей старой маленькой комнате, в углу и скулить, как это делает моя волчица. Только очутившись на первом этаже, выдергиваю локоть из его рук.
– Старейшина Рамон, я не думаю, что вам нужно мое присутствие, – несмотря на то, меня всю знобит и трясет, голос звучит ровно и так же безразлично, как у самого верховного.
– Ты его официальная невеста и свидетельница всего, что происходило в стае. Твое присутствие необходимо. Я приехал в Легорию для того, чтобы разобраться в отношении Доминика Экрота, Хантера Прайера и его взаимоотношений с членами стаи Черной долины. Приятно удивлен, что это можно сделать в сжатые сроки.
Он кивает мне на кресло, приказывает:
– Садись! – и я падаю в него. – А теперь я хочу услышать твою версию.
– Мою версию?
– Конечно. Это же тебя он назвал своей невестой. Я даже имени той волчицы не знаю.
Безразличный? Нет, какой-то он совсем небезразличный. Я вижу верховного второй раз в жизни, но звериные чувства меня не подводят – из-под маски спокойствия старейшины пытается прорваться ярость.
– Я не знаю, кто я после того, как…
Мой голос срывается.
– По-прежнему его невеста, – припечатывает Рамон. – Как и Хантер Прайер по-прежнему глава этой стаи. Останется ли он альфой, зависит от ваших слов: твоих, его и второй волчицы. Судя по твоей реакции, случившееся для тебе не норма?
– Издеваетесь?!
– Кто вас поймет, легорийцев? Может, у вас новые прогрессивные взгляды.
«Прогрессивная невеста».
Я снова дергаюсь, как от удара током. Потому что не могу не думать о Хантере и Мег в одной постели, но и думать о них не могу.
– Я не знаю, что произошло.
– Это я выясню у альфы. Когда он уехал от тебя?
– В одиннадцать, – вспоминаю я и тут же исправляюсь: – Он просто отвез меня домой.
Верховный морщится.
– Алиша, я знаю аромат волчицы, которая недавно занималась сексом, к тому же, у меня чувствительное обоняние. Ты пахнешь Прайером, а он еще и второй девушкой, правда не настолько ярко, поэтому будем разбираться.
– У них ничего не было? – вычленяю я самое важное в его фразе, цепляюсь за это, как утопающий за спасательный круг.
– Я так или иначе все выясню, – обещает верховный, и выражение его лица становится жестким, глаза вспыхивают звериным огнем.
У него в этой ситуации свой интерес, догадываюсь я.
И Рамон точно не на стороне Хантера.
Додумать я не успеваю, потому что двери гостиной открываются, и в комнату шагает Мег, а затем сам альфа.
Меган напоминает побитую собачонку: обхватывает себя руками, смотрит в пол. Но больше всего меня цепляет тот факт, что на ней рубашка Хантера. Та самая рубашка, на которой нет двух пуговиц – напоминание о нашем с ним вчерашнем нетерпении поскорее прикоснуться друг к другу.
В меня ударяет ревностью. Моей. Волчицы. Нашей общей.
Хочется зарычать, наброситься на Мег, разодрать ее хорошенькую несчастную мордашку, чтобы даже не думала зариться на чужих мужчин. На моего мужчину. Рамон прав, именно меня он назвал своей невестой.
Так что же произошло? Почему на ней его рубашка, где ее собственная одежда? И почему она пахнет Хантером? Чувствительный нюх у Рамона или нет, но она пахнет Хантером!
Наши взгляды на секунду скрещиваются – мой и его, и я понимаю, что Хантер в ярости и, в отличие от верховного, даже не скрывает этого.
– Давай поскорее с этим разберемся, – говорит он и на этот раз смотрит в глаза Рамону, – чтобы я вернулся к своим обязанностям.
Верховный не двигается с места, не меняется в лице, но я чувствую, как меня снова начинает пригибать к полу его энергетикой.
– Результат нашего разговора покажет, вернешься ли ты к своим обязанностям, Хантер Прайер, или нет. Одно мое слово, и ты больше не альфа.
Мег охает и сильнее вонзает пальцы в плечи, а я подскакиваю в кресле, подаюсь вперед. Потому что что бы ни случилось там наверху, что бы ни случилось в принципе, я не хочу этого.
Я хочу разобраться, но другого альфу не хочу.
– Так как твое слово имеет огромный вес, вряд ли ты привык разбрасываться ими.
– Союз судит беспристрастно.
– Тогда я могу быть спокоен.
Этот разговор больше напоминал битву когтями и зубами, и только когда Рамон сложил руки на груди и отошел к окну, я смогла облегченно выдохнуть.
– Когда Доминик Экрот обратился к нам, к Волчьему союзу, – Рамон рассматривает что-то за окном ровно пару секунд, но потом снова поворачивается к нам, – и рассказал о том, что вервольфам Легории нужны перемены, новые альфы и новые правила, мы все с ним согласились. Альфы Легории в большинстве своем тоже поддержали смену старейшин. Но что я вижу? Доминик убрал альф, которые погрязли в безнаказанности, и просто заменил их другими. Разница только в том, что предыдущий альфа Черной долины скрывал свои безнравственные наклонности, ты, альфа Хантер, выставляешь их напоказ.
– Нет.
– Нет? То есть устраивать бордель с волчицами из своей стаи – это для тебя нормально?
Взгляд Хантера перетекает с Рамона на меня, ответ же ударяет в самое сердце:
– Я не спал с волчицами.
– То есть ты утверждаешь, что вчера не занимался сексом с Алишей?
