Пришла домой, скучно, тоска, деваться некуда. Как нарочно, все сидят дома и болтают. Алексей и Валентина больны гриппом. Сейчас в Москве повальный грипп, нет ни одного семейства, где бы не было больного гриппом. Очень много инфекционных заболеваний. Все это, конечно, является следствием сырой погоды, которая стояла весь январь.
До чего скучно, и пойти никуда не могу. Вот несчастье! Не больная, не здоровая, одно недоразумение. Покуда Мона не выздоровеет, я изведусь от тоски, наверное.
15 февраля, четверг
Утро. Только что пришла в издательство. Сейчас без двадцати пяти минут десять, а потому в издательстве еще пусто. Только в машинном бюро трещат машинки. Официально начало занятий здесь с 9 утра, но раньше 10–10.30 никто не приходит, так же как и вечером никто не уходит вовремя, а все сидят до 5, до 6.
Тетрадь эту я взяла сегодня с собой на тот случай, что если мне нечего будет делать, так я буду писать.
Сегодня на улице сильный мороз. Я вышла из дому пораньше с намерением погулять минут сорок, но вместо этого прямым сообщением направилась сюда, так как мороз бесцеремонно хватал за нос и за ноги. Солнце громадным огненным шаром висит в туманном небе, в воздухе какой-то туман – в общем, бр-р…
А вчера вечером на улице было что-то жуткое. В одиннадцатом часу я вышла погулять и еще на лестнице, не выходя на улицу, почувствовала, что воздух насыщен чем-то тяжелым. Вышла, смотрю – туман, густой белый туман, сквозь который еле светят тусклые фонари, и прожектора автомобилей не в силах осветить себе путь. Я дошла до Страстной площади. Страстная площадь выглядела фантастически. Темнели какие-то громады, бесформенные, бесконтурные, двигались тусклые огни авто и трамваев, и лишь световые рекламы кино «Центрального» и «Паласа» задорно разрывали вязкую завесу тумана. С каждым вдохом казалось, что в легкие проникает этот туман, пронизывает сыростью ткани, утяжеляет мозги.
Сейчас пришел один сотрудник и рассказывает, что он вчера из-за этого тумана не мог попасть домой и вынужден был ночевать у знакомых. Он живет на Арбате, а вечером находился в Таганке у знакомых. Он вышел от них около 12 ночи, и оказалось, что по улице нельзя двигаться. В двух шагах ничего нельзя было увидеть. Трамваи перестали ходить, авто отказывались двигаться с места. Идти пешком с Таганки на Арбат в такой туман было, конечно, бессмысленно, можно было просто заблудиться. Так и пришлось ему остаться там ночевать, благо было у кого устроиться.
Сегодня утром мама заявила, что она тоже заболела. Теперь у нас дома трое больных. Остается мне заболеть, но это будет уже совсем плохо. У отца сегодня дежурство, и дома не осталось ни одного здорового человека. Что хочешь, то и делай.
Ну, надо, кажется, за работу приниматься (которой нет). Почитаю газету. Пришло мое начальство, техред Киселева, и писать уже неудобно.
16 февраля, пятница
Утро. Снова сижу в издательстве и снова ничего не делаю. Сегодня Киселева пришла раньше меня, но она занята с каким-то автором.
Сегодня я вышла рано и зашла в техникум узнать новости, а главное, заглянуть в буфет, так как хотелось есть. Увидела приказ о стипендиях, которые вводятся с нового семестра. Меня, конечно, со стипендии сняли и Динку тоже. Вообще, список степендиатов сильно уменьшился по сравнению с прошлым семестром. Дирекция экономию наводит.
Зашла в свою группу. Там как раз кончился урок математики. Все по-старому, все те же ребята. Меня встречают любопытными взглядами, противно так. Я все больше радуюсь, что избавлена сейчас от занятий.
Попросила Олю Прохорову прийти ко мне в выходной день и рассказать мне обо всем подробно. Динка сейчас занятий не посещает. Виктор в отпуску, и по этому поводу она тоже устроила себе отпуск.
Вечер. Вчера вечером к Моне ездил Лева. Мона чувствует себя хорошо, пишет, что брали мазок и не оказалось никаких дифтеритных палочек. Вполне возможно, что у него не было совсем дифтерита, а была простая ангина и его по ошибке упрятали в больницу. А теперь, пожалуй, там как раз заразится и заболеет.
Вечером вчера была у Нины. Потом пошла к Ш. и просидела до одиннадцатого часа. Лева проводил меня домой, за что я ему благодарна, так как было очень скользко. Только, кажется, ему эта прогулка не пошла на пользу. Было холодновато, и, вероятно, он продрог, так как шли мы небыстро. От этого или не от этого, но он сегодня заболел. Когда я пришла сегодня к ним обедать, то увидела, что Лева лежит, причем мне сообщили, что у него высокая температура, Феня сидит с завязанным горлом, у нее там нарыв какой-то, и притом температура тоже повышенная. Дора со вчерашнего дня снова бюллетенит.
Я просто в ужас пришла. Когда это кончится, наконец? Вся Москва – сплошная больница. На предприятиях – 50 % больных и остальные 50 % на очереди.
Завтра вечером в больницу придется ехать мне. Больше некому.
Сегодня, когда я во второй раз пришла к Ш., то увидела еще более безотрадную картину. У Левы температура еще более повысилась, он метался на кровати и бредил. У Фени тоже очень невеселый вид, по-видимому, горло болит основательно.
У Валентины оказался бронхит, сидит дома. Я себя чувствую отвратительно. Болит спина, во рту все время что-то неприятное. Хочется чего-нибудь сладкого или фруктов, но ничего нет.
Ах, хоть бы скорее Мона выздоравливал…
17 февраля, суббота
Сегодня вечером ездила к Моне. При повторном анализе у него снова обнаружили палочки Леффлера. Значит, надежды на скорое выздоровление нет. Пишет, что придется пробыть до конца февраля. Чувствует себя хорошо, но скучает.
Настроение у меня упало. Значит, еще недели две мучиться. Скверно то, что некому к нему ездить. Когда Лева выздоровеет, неизвестно, а пока придется, вероятно, мне ездить. Это очень трудно, так как вечером трамваи очень переполнены и мне просто опасно ездить. Сегодня, например, мне так намяли бока, что я думала, разрожусь в вагоне.
У Левы все еще высокая температура. У Фени болит горло и тоже температура. Дома у нас тоже довольно противно. Мама еле ходит, Валентина больна. Мне тоже не по себе. Становится уже тяжело работать, но надо дотянуть как-нибудь до 1 марта.
Тоска какая! Вот не повезло-то…
18 февраля, воскресенье
Сегодня днем ездила к Моне. Написала ему, что у них дома все больны и никто не может его навещать. Говорила с врачом. Врач говорит, что состояние здоровья у него хорошее, но второй анализ дал палочки. Так что вполне возможно, что ему придется там пролежать около месяца. Это ужасно. Скучно ему там. Приходится все время лежать. Ходить не разрешают, из опасения осложнений.
Хотя и мерзко на улице, но пойду немного погуляю и, кстати, зайду к Ш., узнать, не поедет ли завтра Ева (тетка их, сестра матери) в больницу.
19 февраля, понедельник
Утро. 10 часов, но в издательстве, конечно, пусто. Сегодня на улице легкий мороз и сухо. К моему великому удивлению, все тротуары посыпаны песком, так что ходить по улицам не опасно. Вчера вечером уже начало подмораживать, но вчера было жутко ходить. К Ш. я шла пешком, но обратно поехала на трамвае. Ужасно противно, что все время приходится ходить одной. Нет даже ни одной подруги, с которой я могла бы погулять вечером. Вчера вечером, когда я еле передвигала ноги по тротуару, боясь упасть, мне было обидно до слез, что нет ни одного близкого человека, даже какой-нибудь приятельницы, которая сопровождала бы меня. На улице пахнет весной. Сухие, бесснежные тротуары напоминают апрель месяц, когда снег уже сошел и когда так приятно скинуть ненавистные галоши и шубу и налегке промчаться по улице, постукивая каблуками по необычно звонким тротуарам. Больше всего я люблю это начало весны, эти апрельские дни, когда сухие чистые тротуары поражают своей необычностью, когда шум уличного движения становится звонким, когда весь город кажется каким-то обновленным и милым. Особенно хорошо бывает по вечерам. Воздух теплый, легкий ветер несет какие-то запахи, свежие, тонкие, волнующие. Чем пахнет? Трудно сказать, но пахнет просто весной, необыкновенной, повторяющейся каждый год и все же всегда новой весной. Бродишь по ярким или темным улицам, по бульварам, переулкам, площадям; глядишь в темно– голубое чистое небо; вдыхаешь в легкие что-то свежее, острое и чувствуешь, как внутри что-то ширится, что-то давит, просится наружу. Охватывает какое-то легкое волнение, проносятся какие-то смутные желания, воспоминания каких-то далеких, давно забытых дней. Не чувствуя устали, бродишь по бесконечным улицам и теряешь счет времени. То ли вечер, то ли ночь…
