29 ноября, воскресенье
Ноябрь кончился. В прошлом году ноябрь месяц в Щучьем, да и здесь в Омске, был очень суровым. Стояли сильные морозы, с ветрами, вьюгами, обильным снегом. Небо было яркое, голубое, весь день светило солнце, а мороз щипал лицо и руки. В этом году ноябрь простоял серым, пасмурным, теплым. С неделю были морозы, но без снега. Снег выпал только один раз, 7-го числа, но он утоптался, и земля была голая. Последние дни было так тепло, что земля стала оттаивать, и сделалось грязно. Сегодня с утра пошел снег, тяжелый, сыроватый, потому что мороза нет и ветра нет. На улице тихо, тепло, бело, настоящая российская зима, мягкая, сыроватая. Выходишь на улицу, и безветренный воздух ласкает лицо. Если бы вся зима такая была! Уже четвертый день топим железную печку, и я никак не могу нарадоваться на это изобретение человеческого ума. Печка круглая, небольшая, наверху дверка для кастрюли и чайника. Дрова в нее идут мелкие, как для тагана, чайник закипает через 15 минут, за час можно приготовить обед – первое и второе (учитывая, конечно, что мясо у нас не готовится). Через полчаса после того, как ее затопишь, в комнате делается совсем тепло. У меня за эти дни согрелись и тело, и душа, и жизнь стала казаться веселее. Мона принес недавно с завода 5 литров керосина, и теперь по вечерам у нас горят в комнате две малюсенькие коптилки, при которых можно читать, писать, шить, вязать. После мрака и холода тепло и свет – это такое счастье, что хочется петь от радости! То, что в Москве никогда не замечалось, что входило в жизнь как нечто обязательное и ежедневное, здесь способно вызывать в человеке радость. Чего же тогда не хватало в Москве, отчего там одолевало мрачное состояние? Ведь там было тепло, светло, можно было досыта кушать хотя бы черный хлеб и пшенную кашу, кругом были родные, близкие люди, были удобства, развлечения, возможность заниматься чем угодно, и все же мы не были довольны своей жизнью, хотели еще чего-то, лучшего. Теперь та жизнь кажется сказкой. Не верится, что мы так жили, и еще больше не верится, что мы когда-нибудь будем еще так жить. Особенно не верится тому, что когда-нибудь мы сможем кушать досыта. Сейчас мы все, даже дети, постоянно голодны. Еда не насыщает, а только раздражает и вызывает чувство голода еще более сильное, чем оно было до еды. Садишься обедать, съедаешь первое, второе и, когда глотаешь последний кусочек, чувствуешь, что желудок совсем пуст и кушать хочется так, как будто ничего и не ела. Это так мучительно, что ни о чем больше не можешь думать, кроме как о еде. И днем и ночью, когда не спишь, преследуют мысли о пище; о всяких мясных блюдах, о пирогах или просто о черном хлебе, которого можно было бы покушать досыта. Хлеба, и молока, и картошки, только досыта! Когда проходишь по базару, кружится голова при виде мяса и молока, которых на базаре очень много. Мягкая котлетная говядина, жирная баранина, гуси, свинина. Все это разложено на прилавке мясной палатки, и все это, увы, недоступно по ценам. Говядина 200250 руб. кг, баранина 250–300 руб., свинина 300–350 руб. Гусь целый 700—1000 руб. Разве мы можем покупать за такие деньги? У нас нет их. Молоко 70–80 руб. литр, лук 2–3 руб. головка, морковь 30 руб. кг, картофель 20–25 руб. кг, мука 2500–3000 руб. пуд. А Мона в месяц получает на руки 700750 руб. зарплаты, из которых половину тратит сам на столовую. Покупать на базаре можно только редьку, которая не подорожала по сравнению с прошлогодними ценами. За 5 руб. можно купить большую редьку и сделать из нее два ужина. Недавно мы попробовали с Пашей жарить редьку на сковороде как сырую картошку. Оказывается, можно, получается вполне съедобное блюдо, горечь пропадает, и жарится редька почти без масла, надо только подмазать сковородку. Детям, правда, не нравится этот заменитель картофеля, а мы с Пашей рады хоть это покушать, только досыта. Картофеля мы всего ссыпали на зиму 13 мешков, из них 5 уже съели, поэтому картофель приходится экономить. От трех пудов муки осталось уже около двух пудов. Продукты тают, а зима еще только начинается. Очень подвезло с капустой, особенно эти последние 100 кг. Капуста позволит значительно меньше расходовать картофель. Но все же надо будет побольше налегать на редьку, в ней наше спасение. Говорят, она полезна, особенно для чахоточных. Будем надеяться, что это так!
Поездку в район никак не могу забыть. Не могу забыть того, что люди досыта кушают там мясо, хлеб и молоко. Если война затянется, придется, видно, забирать детей да в какой-нибудь колхоз – работать, только ради того, чтобы кушать досыта.
В последние дни события на фронте в нашу пользу. Немцев погнали от Сталинграда, разбили под Владикавказом, в Северной Африке англичане совместно с американцами начали наступление против немцев. Это еще не конец и не начало конца, это только начало начала, как сказал Черчилль в своем выступлении после начала африканских операций, но все же все эти события радуют, дают надежду хотя бы на начало конца. Выступление Сталина 6 ноября, по правде сказать, не вселило никакой надежды. Никакого прогноза, никаких обещаний, как в майском выступлении. Констатирован только тот факт, что положение было и остается очень тяжелым. Но через неделю африканские события улучшили настроение, а еще через недели полторы наступление под Сталинградом уже вселило маленькую надежду.
Мама пишет, что зима в Москве опять будет тяжелой. Дома отапливаться не будут, керосина нет, электричество часто выключается. Отец сильно болен, у него сейчас вспышка в легких. Последнее мамино письмо полно тревоги за отца и за предстоящую холодную и голодную зиму. Нюра устроилась работать в какую-то академию чертежницей. Учиться будет вечером. Письмо мама писала 10 ноября, и как раз когда она писала, приехала Валя сроком на неделю, и поэтому письмо было закончено веселее, чем начато. После отъезда Вали мама обещала написать, но вот что-то не пишет. Очень боюсь за отца. Только бы остались они живы, только пережили бы эту войну. Потеря кого– нибудь из них будет для меня жестоким ударом. Сегодня видела во сне Наташу, ходила с ней в каком-то незнакомом городе и искала себе комнату, город как будто в прифронтовой полосе, и я поехала туда работать. И опять во сне в душе копошился страх перед войной, в особенности перед возможностью участия в партизанской борьбе. Почему-то во сне перед моими глазами все время стояла картина, как будто нарисованная во всю стену: темный лес, на опушке маленький костер и вокруг партизаны, мужчины и женщины. Я все пыталась представить себе, как же можно войти в этот лес и идти, не ведая ничего, навстречу неизвестной опасности? Нет, видно уж, судьба моя сидеть в тылу, раз уж сны о войне и то пугают меня.
1946
Автобиография
Я, Гончарова Татьяна Ивановна, родилась в 1911 году в г. Москве. Отец по специальности токарь по дереву работал на различных предприятиях г. Москвы. Мать до моего рождения работала на табачной ф-ке, после моего рождения работу оставила и занималась домашним хозяйством.
С 1918 г. по 1921 г. мы жили в Рязанской области, где я окончила 3 класса сельской школы. С 1921 г. наша семья переехала снова в Москву. Отец до 1921 г. работал на токарных фабриках токарем. С 1921 г. по 1930 год был кустарем, работал дома без наемного труда, делал детские игрушки. С 1930 г. по 1943 г. работал по найму сторожем в различных учреждениях г. Москвы.
