Сегодня ожидался особо яростный начальственный разнос. Задержание таксиста бесславно провалилось, так как тот самым пошлым образом просто не появился в аэропорту. Его яркая, заметная тачка тоже нигде не засветилась. «Единственное, что можно будет преподнести на совещании у подполковника как свою заслугу, так это допрос жены таксиста. Она сообщила, что ее бывший дал ей двадцать тысяч долларов, заняв у какого-то таинственного друга. Эти двадцать тысяч ее новый избранник задолжал Климу, и, судя по всему, именно эти деньги и были найдены у убитых климовских бандитов. Но это все – малое утешение перед большой поркой», – с тоской подумал Гулевский. Неожиданно он вспомнил о звонке Макарона, горе-информатора, мелкого плута, подрабатывающего на кладбище и постоянно с похмелья пытающегося втюхать Гулевскому какую-нибудь дурацкую криминальную басню за пару банок пива. Однако сегодня Макарон по телефону был особо настойчив и клялся, что у него есть бесценная информация о двойном убийстве на Ветрянке. Как всегда, разумеется, «за литр пивного оздоровительного бальзама». Об этой трагедии уже чуть ли не неделю гудел весь город, и наверняка Макарон выдаст какую-нибудь очередную расхожую чушь, витающую среди населения города, склонного к сплетням и выдумкам. Однако время до совещания еще было, и капитан все же решил навестить неугомонного помощника милиции. Через час Гулевский уже тормошил спящего на диване в кладбищенской сторожке Макарона. Тот сначала непонимающе-возмущенно что-то начал мычать, но, очухавшись, бодро вскочил и начал с энтузиазмом докладывать капитану то, что узнал.
– Вчера у нас была аккордная работа, и нам вдова нормально проставилась, – начал, как всегда, издалека Макарон. – Мы культурно посидели, как полагается, помянули усопшего, и ребята куда-то ушли, а я тут за печкой в каморке прилег на диван, накрылся тулупом и уснул. А когда проснулся, слышу, два мужика разговаривают, они, видимо, после посещения могилки зашли умыться и меня за печкой не заметили. И вот один другому говорит, что, вероятно, менты в ближайшее время выяснят, что это Фикус климовских на Ветрянке грохнул, а значит, и Клим об этом тоже скоро узнает. А второй спрашивает: «Это сколько же уже душ у него на счету! Хреново это, что за Фикусом такой кровавый след тянется». Тут кто-то еще вошел в сторожку, и тогда эти замолчали и ушли. Ну, что, капитан, полезное сообщение? На пивко тянет? – ежась, спросил Макарон.
– А ты их разглядел? – стараясь, чтобы вопрос прозвучал равнодушно, спросил Гулевский.
– Да ты что! Мне вдруг так шугливо стало, что я, зажмурившись, еще с час мордой к стенке без движения пролежал, боялся, что они вернутся и поймут, что я их слышал. Один из них точно был пожилой. Голос такой хриплый, скрипучий, и дышал тяжело, а второй обычный, возраст по голосу и не поймешь, – выпучив глаза, произнес Макарон.
– Ясно, – ответил Гулевский и протянул Макарону деньги: – Сам себе на поправку здоровья чего-нибудь купишь, – и, повернувшись, вышел из кладбищенской сторожки. Почему-то на этот раз он был абсолютно уверен, что Макарон не врет, но докладывать об этом сегодня на совещании капитан не захотел. Эта информация может очень пригодиться для другой цели.
Глава 34
Часа полтора потребовалось Федору и Маше, чтобы осторожно спуститься вниз по тропе, серпантином ведущей к карьеру. Наконец они добрались до размытой глинистой дороги, по которой сновали тяжелые самосвалы. Первый же из них тут же остановился, как только Федор поднял руку. Парень, сидящий за рулем, открыл дверь и вопросительно кивнул головой.
– До Валентиновки подкинешь? – спросил Федор. Парень молча утвердительно кивнул и махнул рукой, приглашая в салон.
– А где именно вам остановить? – перекрикивая рев двигателя, спросил водитель.
– Да где-нибудь поближе к центру, – ответил Федор. Парень опять кивнул головой. Под равномерный гул двигателя и монотонное раскачивание тяжелой машины Марьиванну быстро разморило в теплой кабине, и она начал клевать носом, погружаясь в тяжелый тревожный сон. Через несколько минут она почувствовала, что Федор ее тихонько толкает ногой. Девушка встрепенулась и незаметно покосилась на Савченко. Тот бросил на нее недовольный осуждающий взгляд.
– Вы что, только приехали? – спросил парень, крутя баранку.
«Всегда имей легенду. Она должна быть правдоподобной, простой, скучной и неинтересной. Ты и сам должен производить такое же впечатление» – вспомнились Федору слова Лехи.
– Ага, мы из Глуховецка. Вот решили с женой здесь на работу устроиться. Пока приехали разведать, что тут и как. Нам сказали, что насчет работы надо с Петровым на карьере этот вопрос решать, но оказалось, что он только-только в деревню уехал. В общем, разминулись. Мы-то в Валентиновку на машине приехали, но нам мужик тут один сказал, что до карьера лучше на перекладных добираться, иначе застрять можно. Только время зря потеряли и перемазались, как черти! – с досадой в голосе проговорил Федор. Парень сочувственно закивал головой.
– Я-то сам электрик, – уверенно проговорил Федор. – Мне друг сказал, что сейчас тут как раз электрики позарез нужны и платят нормально. А ты не в курсе, где этого Петрова искать? – спросил Федор.
– Нет, не знаю. Тут же, видишь, все в основном лишь по два-три месяца пашут. Всех и узнать не успеваешь. Но платят действительно нормально и без задержек. Вам лучше про вашего Петрова в управе спросить. Я возле общаг остановлю, там в первом общежитии и управа находится. Зайдите спросите у них. Я думаю, девчата вам там помогут, – посоветовал водитель.
Тепло распрощавшись с водителем, Федор и Марьиванна с сожалением вылезли из теплого салона и, дождавшись, когда машина уедет, начали решать, что же им делать дальше. На улице похолодало, и путешественники, ежась под порывами холодного осеннего ветра, растерянно оглядывались по сторонам.
– Феденька, а ты, оказывается, мастер импровизированного вранья? – ежась от холода, с ехидной улыбкой тихо проговорила Маша.
– Не импровизированного. Я эту историю в течение всего спуска к карьеру продумывал, – дрожа от холода, ответил Федор.
– Я надеялась, что тут, возможно, есть какая-нибудь скромная гостиница, но, судя по всему, вряд ли, – грустно оглядываясь по сторонам, проговорила девушка. Валентиновка оказалась крохотной деревушкой, растянувшейся вдоль старой разбитой дороги в окружении таких же старых покосившихся одиноких домиков с запыленными, немытыми окнами. По дороге периодически медленно с натужным ревом в сторону железнодорожной станции проползали тяжелые груженые самосвалы. Единственными постройками, выделяющимися на сером, унылом фоне, были три двухэтажных общежития из белого силикатного кирпича, построенные, судя по всему, не так давно. Вокруг не было ни души.
– В дом на постой нас вряд ли кто-нибудь пустит, тем более в таком виде, – проговорила Марьиванна, скептически разглядывая своего спутника.
– Не обольщайся, ты выглядишь не лучше, – заметив взгляд девушки и усмехнувшись, проговорил Федор.
– Что, сильно страшная? – с тревогой спросила Марьиванна.
