– Конечно, – ответил я. – Не волнуйся. Говори с ним, будто он твой отец.
– Приятно познакомиться, – это все, что она смогла нерешительно произнести.
Сцену оргии должны были снимать в двух больших загородных домах, Элвден-Холл и замке Хайклер. Элвден был огромной усадьбой на границе Саффолка и Норфолка, здесь Стэнли собирался снять первую часть сцены: длинный эпизод, в котором модели в окружении толпы людей сидят в круге, встают и раздеваются. Вилла годами стояла заброшенной, лишь иногда ее использовали для съемок фильмов. Комнаты были такими просторными и пустыми, что внутри стоял лютый холод: когда мы со Стэнли впервые приехали их смотреть, было не больше десяти градусов. До начала съемок он поднял вопрос о закупке дюжины обогревателей, чтобы актерам было комфортнее; особенно актрисам, которым предстояло играть совершенно голыми. Обогреватели установили за стены и колонны и прятали за мебелью. Их оставили работать на целую неделю.
Как и для сцены рождественского бала в Лютон Ху, постановку подготовили очень тщательно. Тем не менее Стэнли настоял на нескольких днях репетиций. Как и в Лютон, я в итоге работал дублером: каждый вечер статисты и члены съемочной группы, включая меня, надевали маски и накидки. Мы отрабатывали, где будем стоять, когда вошли девушки. Они уже отрепетировали свои движения. Мы стояли в круге, входили и выходили из него, чтобы правильно двигаться вместе. Вдобавок к этому, Стэнли хотел понять, как на каждого из нас падает свет, так что нам приходилось поднимать и опускать голову, чтобы он увидел, как тень ложится на маски под мощным верхним прожектором.
Первый дубль отсняли вечером 28 сентября 1997-го, и все снова перешли на ночную смену: обычно мы начинали в шесть вечера и заканчивали в два часа ночи. В этом не было ничего особенного, это означало 8 часов работы для актеров и около десяти для техников, которым надо было установить и разобрать оборудование. По крайней мере, не было бы ничего особенного, если бы мне не приходилось быть в Чайлдвикбэри в десять утра, и я не возвращался домой пять или шесть на утро следующего дня. Так продолжалось больше месяца: в дневнике я написал общее количество часов, что означало сто двадцать пять часов в неделю и примерно девятнадцать в день.
Стэнли, конечно, работал так же. По дроге домой из Элвден мы оба были очень уставшими. Хотя, когда шел дождь, у Стэнли поднималось настроение, он придвигался ко мне и постоянно болтал. «Стэнли, Бога ради, помолчи! – сказал я. – Мне надо сконцентрироваться на дороге, ты меня отвлекаешь!»
– Так я потому с тобой и говорю. Чтобы ты не заснул.
На следующий день мы снова застряли в Элвден. Стэнли беспокоился, что я слишком устал, и как только спустился с лестницы своего дома на колесах, чтобы пойти на площадку, скомандовал: «Иди внутрь!» – и указал на открытую дверь, из которой только что вышел. «Стэнли, мне и тут хорошо». Я добавил, что лучше бы сходил прогуляться в парк, чем сидел взаперти в кемпере, но он настаивал: «Нет, тебе надо отдохнуть». Так что пришлось пойти в дом на колесах и притвориться спящим. Я уверен, на самом деле он оставил меня там, чтобы приглядывать за его вещами, а не чтобы восстановить силы. Стэнли никогда не запирал двери: ненавидел носить с собой ключи, потому что жутко боялся их потерять. Это относилось и к офису, и к съемочной площадке, и к кемперу, и даже к его собственному дому. В то же время он не доверял людям, поэтому я был его сторожевой сигнализацией.
В сентябре я решил бежать благотворительный марафон, который поддерживала организация «Спасем детей». Годом ранее родилась Катарина, и я хотел собрать немного денег в ее честь.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Стэнли, когда я ему сообщил: – Сколько ты тренировался?
– Тренировался? Я постоянно на ногах, кому нужны эти тренировки?
– Профессиональные бегуны целый год тренируются для марафона. Это тебя убьет!
– Ну, спасибо за поддержку, – рассмеялся я. – Не волнуйся, это не соревнование, кто придет первым. Это скорее прогулка.
– Не участвуй.
– Уже все решено. Я записался. Смотри, вот мой номер, – я показал ему тонкий лоскут ткани с набивным номером 427. – Кстати, почему бы тебе не сделать пожертвование? Это все идет на благотворительность.
– Нет. Не участвуй, – настаивал он.
– Деньги идут на помощь бездомным детям или тем, которые не могут ходить школу, – ответил я, не обращая внимания на его слова. – Давай, сделай пожертвование.
– Ладно. Но ты об этом позаботишься. Сам решай сколько: хоть фунт, хоть миллион; думай головой. Только не беги!
– Спасибо за пожертвование, Стэнли, – просто ответил я и оставил его.
Утром 2 сентября я приехал забрать Стэнли из дома. «Эмилио, сегодня нужно, чтобы ты целый день был рядом», – сказал он, садясь в «роллс». Я улыбнулся и сказал то, что мы и так оба знали: «Прости, Стэнли, но сегодня Лондонский забег».
– Отложи его, пожалуйста, – ответил он.
– У меня все спланировано: я привезу тебя на студию, схожу на забег, потом вернусь в Pinewood и заберу тебя домой. Не волнуйся.
– Возьми с собой мобильный и звони, когда будешь бежать.
Перед моим уходом, когда мы прощались, Стэнли выглядел страшно напряженным. «Ты уверен?» – в сотый раз спросил он. Я похлопал его по плечу и вышел.
Примерно во время ужина я вернулся в Pinewood. Я не чувствовал себя ни более уставшим, ни более отдохнувшим, чем в обычный рабочий день. В офисе Стэнли не было, и я спросил Маргарет, где его искать. Она сказала, что он на заднем дворе, готовится начать съемки сцены с Томом Крузом, как только сядет солнце. «Стэнли сегодня ничего толком не сделал, – рассказала мне Маргарет. – Он целый день нервный и не может сосредоточиться. Постоянно меняет решения и исчезает куда-то проверить бумаги. Я уже начала волноваться, а потом вспомнила: ты же сегодня бежишь марафон! Больше никогда с ним так не поступай!»
Я пошел на задний двор и поприветствовал Стэнли с распростертыми объятиями. «Вот и я!» – объявил я с триумфом.
– Я так рад, что ты вернулся. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Конечно, Стэнли, прекрасно, – и я ударил себя в грудь.
– Не представляю, как это у тебя получилось.
– Ты же всегда говоришь: если очень постараться, можно сделать все, что угодно.
– Верно, – сказал он, улыбнулся, а затем добавил: – Ой, ну ты садись; ты, наверное, устал, отдохни.
За весь вечер он больше ничего мне не сказал и не давал мне вставать со стула, который стоял рядом с ним.
В середине месяца Аня должна была дебютировать в оперной постановке «Гензель и Гретель» в Йорке. Кристиана создала декорации, среди которых было несколько треугольных деревянных ангелов, на несколько недель занявших первый этаж дома. Когда Аня пригласила отца на постановку, Стэнли отпустил съемочную группу «С широко закрытыми глазами» на выходные и попросил меня отвезти их с Кристианой в Йорк на «роллсе». «Если ты нас повезешь, может быть, Жанет присмотрит за домом, пока нас не будет?» – «Я и так сижу с детьми, могу и с домом посидеть!» – Жанет и бровью не повела.
