— Но… зачем? — спросил я, — чем плохо жить в ограниченной Вселенной?
Кажется, я понял ответ ещё до того, как закончил вопрос. Но Эльми уже начал отвечать:
— Ограниченность это смерть, Гриша, — сказал он, — в самом фундаментальном значении этого слова. Если мы не сможем найти выход, существа, подобные мне, и цивилизации, вышедшие далеко за рамки своей биологической основы, рано или поздно начнут воевать между собой. Просто для того, чтобы распространить свою информационную матрицу. Это фундаментальное свойство — даже не жизни, нет! — это свойство информации, Гриша. Основы нашего мироздания. Наша деятельность — это единственное, что сдерживает огромную войну, которая, как мы знаем, закончится вырождением мира. Но даже это знание будет не в состоянии её остановить.
— Сколько… — я запнулся и сглотнул, — сколько у вас есть времени? Чтобы найти выход?
Эльми снова улыбнулся.
— Гриша, ты же понимаешь, что в описанной мной конструкции твой вопрос не имеет смысла, — ответил он, — такие как я живут сразу во всех временах. И вопрос только в том, в какую сторону склоняется равновесие. Совет Экспансии нашёл способ медленно раздвигать границы мультиверсума. Для этого в пустых и безжизненных областях вероятности, максимально близко к полюсам, искусственно создаются миры. Затем они населяются жизнью. Некоторые из них бывают настолько успешными, что рождают разум. И наша основная задача — продлить их существование как можно дольше, чтобы они дали как можно больше ветвей реальности, «утолщая» общую структуру мультиверсума. Понимаешь теперь?
— Это всё-таки вы… — пробормотал я, — вы — Создатели… вы сделали нас из звёздных ран…
— Очень романтично, Гриша, — усмехнулся Эльми, — я никогда об этом не думал с этой точки зрения. Сама технология довольно простая.
— Но… — растерянно произнёс я, — что тогда происходит с мирами? Что уничтожает их? Обращает в пыль? Разве не вы? Вырастили нужное число информации, смыслов — и считали это всё? Забрали себе! Это ведь логично!
Эльми рассмеялся.
— Да, Алиса поработала на славу, — сказал он, успокаиваясь, — но дело в том, что фиксированная информация, неспособная к делению вероятностей, нам совершенно не нужна. Понимаешь?
— Тогда кто или что это делает? — спросил я.
— Вот мы и подошли к самому главному, Гриша, — вздохнул Эльми, ласково улыбаясь, — дело в том, что мы этого не знаем.
— Подождите, — сказал я, — тут… что-то не сходится. Мы уже поняли, что в нашей системе вы создавали несколько версий человечества. На Фаэтоне. На Венере. На Земле. И земные люди были обречены на то, чтобы стать безвольными клетками в составе супер-личностей, которые…
— …это не мы Гриша, — перебил Эльми, всё так же улыбаясь, — скажу больше: та версия Земли, из которой ты прибыл, забралась дальше всех. Вам уже удалось по-настоящему раздвинуть границы нашего большого мира. Вы столкнулись непосредственно с тем, что нас сдерживает. Те эгрегоры, о которых ты говоришь… мы видели намёки на это в других «верхних мирах». Мы получали сообщения о них от отдалённых от нас членов совета Экспансии. Но только в вашем мире эти проявления были настолько… яркими.
Я чувствовал: Эльми что-то недоговаривает. Вернее, даже не так — сомнений в том, что он говорит правду, у меня не было. Но он специально поворачивает разговор так, чтобы у меня не было возможности исследовать всю ситуацию под другим углом… впрочем, если он говорит правду о себе — то тягаться с таким существом в искусстве софистики не было никакого смысла. Лучшее, что я мог сейчас сделать — это получить максимум доступной информации. А уже потом думать, что с ней делать. Ещё мне остро не хватало Гайи. Возможно, она бы смогла как-то помочь… впрочем, о ней лучше даже не думать. Старик пока ни словом не обмолвился о том, что ему известно о её существовании. И это было очень хорошо.
— Мы не знаем, почему ваш мир так сильно выделился, — продолжал он, — некоторые из нас даже высказывали гипотезы, что в игру вступили какие-то фракции из той неназываемой силы, которая нас держит взаперти. Что Земля стала пробным камнем будущего конфликта… но по мне так они просто выдают желаемое за действительное.
— Допустим, — кивнул я, — скажем, я верю в то, что это не вы устроили игры с версиями человечества. Хотя и были изначальными творцами. Но что такое тюрвинги? Зачем вы системно делились такими технологиями? Какой в этом был смысл?
— О-о-о, Гриша, я ещё не успел тебе рассказать, — кивнул Эльми, — ты, наверно, уже понял, что мы тоже не сидели просто так, когда поняли, что «верхние миры», созданные нами, начинают погибать один за другим, по мере приближения к границе осознанных вариантов мироздания… конечно же, мы пытались что-то с этим сделать. Поначалу искусственно стимулировали быстрое развитие, но это не давало никакого эффекта. Как только миры приближались к началу этапа звёздной экспансии — они неизменно погибали. И тут одному из философов совета Экспансии пришла идея. Он предложил добавить тонкий дестабилизирующий элемент, который мог бы сбить расчёты гипотетического стороннего наблюдателя.
— И всё? — ухмыльнулся я, — так просто?
— Не совсем, Гриша, — вздохнул Эльми, — мы много экспериментировали с этими дестабилизирующими элементами. И со временем смогли создать довольно надёжную систему, которая гарантированно доставляла нужные нам миры к границе мироздания. Число тюрвингов, их функционал и объединение рассчитываются под каждую цивилизацию, чтобы дать ей шанс преодолеть Барьер Небытия.
— Опять новые термины…
— Извини, — Эльми пожал плечами, — я не обещал, что объяснение будет совсем уж простым.
— Ладно, я понял… — кивнул я, — получается, мы собрали все тюрвинги, да? Поэтому до сих пор существуем?
— И снова неверно, Гриша, — Эльми посмотрел на меня; в его карих глазах отразилась какие-то сложные эмоции — любопытство, печаль, размышления… впрочем, это наверняка была выверенная картинка, чтобы создать нужный фон персонально для меня, — тюрвинги мало собрать. Последний из них, который мы помещали внутри спирали, тоже должен быть активен… тогда, как мы считаем, у вас будет шанс преодолеть полосу небытия.
— И… как же его активировать? — заинтересовался я.
— Вот этого я сказать не могу, Гриша, — старик чуть виновато улыбнулся, — иначе этот способ перестанет работать. Вы всё должны понять сами.
Я откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Две недели прыжков в кошмарной пустоте, наедине с самим собой. Риск, который сложно переоценить… и всё ради этой милой беседы с нашими предполагаемыми создателями, суть которой заключается в том, что нам предложено во всём разбираться самим?..
И тут я вспомнил кое-что ещё, о чём, как минимум, стоило спросить это странное существо по имени Эльми.
— Тебя… не удивило моё прибытие?
— Немного. Поначалу, — старик кивнул, — ты прибыл необычным путём. Если бы тюрвинги были надлежащим образом активированы, для того, кто это сделал, открылся бы прямой проход на эту станцию. И наша беседа имела бы… несколько иное содержание. И, возможно, она проходила бы в другом составе.
