Позже мы переехали в нашу нынешнюю квартиру на Смоленской набережной. Она тоже оказалась жутко запущенной: щели в полах, дыры в стенах – полгода ремонтировали. Зато пять комнат! Тогда это казалось роскошью! После ремонта мы с гордостью показывали нашу новую квартиру одному приятелю-американцу. Он все одобрял, кивал головой, а потом спросил: «Вы здесь с мамой живете, да? А где же у вас второй туалет?» Ну просто чуть не убила его: додумался, что спросить, – «второй туалет»! В те времена подобных «излишеств» в обычных домах не полагалось – люди радовались, если в квартире хотя бы санузел несовмещенный!
Надо сказать, что мы никогда не прилагали чрезмерных усилий для придания нашему жилью шикарного вида, не старались поразить гостей обстановкой. Никогда не делали ремонтов и не меняли мебель только ради того, чтобы привести интерьер квартиры в соответствие с новыми веяниями моды. Когда стали нормально зарабатывать, покупали вещи, необходимые в хозяйстве или те, которые просто понравились, не особенно заботясь о едином стиле. Например, купит Володя какое-нибудь бюро старинное или кресло, которое привлечет его внимание, но не старается потом (как положено настоящему коллекционеру) подобрать этой вещи пару или соответствующее окружение. Живопись – одно из главных Володиных увлечений, поэтому у нас дома много картин. Много и книг по искусству, альбомов с репродукциями, изданий, посвященных балету, драматическому театру, мемуарной, исторической и художественной литературы. Книги давно уже не помещаются на книжных полках и стеллажах, они грудами лежат на столах, стульях, диванах: никогда не хватает времени разобрать сразу все новинки. Также стопками везде лежат видео– и аудиокассеты, журналы, газеты. На всех подоконниках самые разные комнатные растения. Одно время я все мечтала, что, когда выйду на пенсию, буду на даче разводить цветы, а пока пыталась хоть что-то выращивать дома. Из-за границы контрабандой привозила по полчемодана самых разных семян и даже черенков. Но времени заняться этим всерьез, как всегда, не хватало, да и сейчас не хватает… После спектаклей дома обычно появлялось большое количество букетов, которые нам преподносили на сцене. Мы с мамой (вернее, в основном мама) разбирали цветы, подрезали, расставляли в вазы, ведра, банки. Ваз часто не хватало, хотя их немало у нас дома, и большинство из них – подарки. Вообще, дома очень много разных подарков от друзей и поклонников: каких-то сувениров, памятных вещиц. Мне часто дарят мягкие игрушки – в гостиной они занимают весь большой диван. Один маленький мальчик подарил плюшевого мишку, довольно страшненького, зато сделанного своими руками. Каждая игрушка связана с какими-то спектаклями, событиями, датами, и некоторые из них даже стали моими талисманами, как, например, собачка-далматинец, которую я брала с собой на операции в больницу. Не могу расстаться с памятными мелочами, хотя иногда кажется, что они заполонили весь дом. Говорят, что квартира отражает характер своих хозяев. Да, наверное, теперь, когда мы прожили здесь уже столько лет, наша квартира действительно может раскрыть какие-то наши черты, их схожесть и различия.
Мы
Конечно, мы – разные, и все-таки я все время повторяю – «мы». «Мы» – так говорю, так думаю, это уже, наверное, в подсознании. За многие годы научились понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда. Конечно, ведь мы вместе целую жизнь. О чем бы я ни рассказывала, ни вспоминала, все время звучит – Володя, Володя, Володя… У меня даже не получится выделить какую-то отдельную главу под названием «Васильев», не получится говорить отдельно о нем и о себе. Он всегда рядом, в любом радостном, горьком, смешном или трагическом событии. Жизнь, танец, Володя. Володя, танец, жизнь – все неразрывно связано…
Смотрю на школьные программки. «Щелкунчик»: второй класс, Маша – Катя Максимова, брат Маши – Володя Васильев; третий класс, па-де-труа – Катя Максимова, Алла Манкевич, Володя Васильев; концерты выпускников: па-де-де из балета «Спящая красавица» – Екатерина Максимова и Владимир Васильев.
Спектакли Большого театра, премьеры и вводы – партнер Владимир Васильев.
А потом – балетмейстер Владимир Васильев, ставивший для меня балеты и концертные номера; режиссер Васильев, снимавший телевизионные и художественные фильмы, в которых я была главной героиней.
Я не устаю поражаться не только разнообразию увлечений, которым Володя отдается со всей страстью души, но и многообразию талантов, которые в этих увлечениях проявляются. Не говорю о профессии, это все более чем известно. А ведь он еще рисует, лепит, сочиняет стихи! Сейчас уже прошли выставки его живописных работ, и первый сборник стихов опубликован. Но мало кто знает, какие у Володи еще способности к языкам! Все на слух, никакого специального обучения, зубрежки. Вот была я в Грузии, две или три недели практически жила в одной семье. В гостиницу уходила только спать. Между собой хозяева говорили только на грузинском языке, потом мне переводили. Я ни одного слова так и не запомнила. Приехал Володя, погостил там вечер. У грузин, как полагается, тосты сплошные – за семью, за здоровье, за маму, за папу. Он посидел, послушал, на следующий вечер приходит, встает и говорит тост по-грузински! Какой-то простой: «За счастье, за дом…» Но по-грузински! Не знал Володя ни слова и по-итальянски, когда приехал первый раз в Италию танцевать «Жизель» с Карлой Фраччи. Приехал один, переводчика нет, Карла – ни слова по-русски, он – ни слова по-итальянски, друг друга не понимают. Около двух недель Володя там прожил, а в следующий раз мы поехали в Италию с ним вместе. Я итальянского абсолютно не знаю, пытаюсь что-то объяснить по-французски (все-таки близкие языки), никто меня не понимает. Вдруг слышу – Володя какими-то примитивными, простыми фразами, но он с итальянцами объясняется! «Володя! – поразилась я. – Как?!» А он только плечами пожал: «Но я же здесь целых десять дней был!»… Когда мы отправились во Францию с сольными гастролями, переводчиков нам не предоставили: переводчики полагались, только когда ездили с театром. Термины балетные, которые мы, естественно, знали, – это абсолютный примитив, это же не язык, на котором разговаривают: шассе, жэте, глиссе, арабеск – так никакой разговор не получится! И вот французы ко мне обращаются, я вспоминаю какие-то слова, но не могу связать их друг с другом. Иногда даже вроде понимаю что-то, но ответить не могу ни одного слова – комплекс у меня такой, боюсь говорить. А у Володи нет комплексов, он общается примерно так: спрашивает меня: «Как будет – «дверь», как сказать – «открыть»?» Я слова знаю, а фразу построить не могу. А Володя и не пытается, он говорит просто: «Дверь. Открыть». И его прекрасно понимают! Так мы и жили на этом, а сейчас Володя уже довольно свободно говорит и по-французски, и по-итальянски…
Мне с ним всегда интересно – и как с партнером на сцене, и как с балетмейстером, и как с человеком, с личностью: он очень многоплановый, очень масштабный. Блестящий, виртуознейший танцовщик и безгранично выразительный актер, Васильев не просто выполнял движения: ему было важно понять, зачем оно, каков смысл движения, отвечает ли оно эмоционально тому состоянию, в котором находится его герой.
Подход к подготовке роли у нас с Володей абсолютно разный. Начиная репетировать, он сразу «входил в роль», как бы рисовал широкими мазками. А уже потом начинал искать какие-то детали. Это уже дело техники – выходит пируэт или не выходит. Сначала – что-то общее. Я же сначала должна была выучить все детали, чтобы не думать: куда мне девать руки-ноги, получается поддержка или нет. А уж потом постепенно, постепенно из всех мелочей и деталей вырастало целое полотно.
