Щелыково – бывшее имение Александра Николаевича Островского под Кинешмой. После революции имение заняли под детскую колонию беспризорников (как в «Педагогической поэме»). До того как пионеры-беспризорники имение разнесли, Луначарский успел забрать его под покровительство Наркомата просвещения, а потом передал Малому театру. Артисты театра начали туда ездить, нанимали какую-то местную жительницу из соседней деревни, чтобы она готовила, и там отдыхали. В 1928 году дом Островского официально превратили в Дом отдыха артистов Малого театра, а в конце пятидесятых, когда объединяли все дома отдыха, – передали его ВТО, правда, артисты Малого оставались привилегированными, для них выделялось больше путевок, чем для других театров.
С артистами Малого театра мы, ученики хореографического училища, были знакомы с детства: Щепкинское училище находилось в одном дворе с нашей школой. Мы вместе участвовали во всяких концертах и всегда много общались. Я удивляюсь, что сегодня молодежь из разных театральных вузов совсем не встречается друг с другом! А мы знали всех своих театральных одногодков: ходили на их студенческие спектакли в Школу-студию МХАТ, в Щукинское училище, в Щепкинское (это уж само собой!), и они приходили к нам на концерты. Так что в Щелыкове я сразу нашла многих своих старых знакомых, и с того первого раза потом редкий год не бывала в этом доме отдыха…
Никакого чванства!
В Щелыкове тех лет бытовые удобства, конечно, сильно отличались от нынешних. Никаких дорог, никаких шоссе тогда не существовало. С электричеством постоянно возникали проблемы. Работал движок, который в одиннадцать часов вечера отключался, и все сразу погружалось в темноту. В маленьком клубике, где иногда показывали кино, на экране едва можно было различить, что происходит. Двухэтажные дома – деревянные: на одном этаже мужской туалет, на другом – женский, и никакой горячей воды. Баня под горой. По глинистым дорогам после дождя можно пройти только в высоких резиновых сапогах. Но! Мы шли в лес, мы шли на рыбалку – и нам было абсолютно наплевать, что у нас под ногами. И все очень нравилось! В столовой варили какую-то кашу – мы ели да нахваливали. Нагуляешься, находишься по лесу: кто за грибами, кто за ягодами, кто просто так – вернешься, что тебе в тарелку положат, то и съешь с удовольствием. Никогда там не кормили с изысками, но мы на это просто не обращали внимания.
Комнатки были маленькие, но как-то жили, как-то все устраивались. Одну путевку покупали, потом ее продлевали и еще продлевали, а тут и следующая смена отдыхающих подъезжала. Появлялся какой-нибудь артист, честь по чести, с одной путевкой, но еще привозил с собой и жену, и детей, и собаку. Как-то селились, исхитрялись – и удивительным образом все помещались. Когда приезжало много народу, мы с Володей вообще спали в своей машине (после нашей свадьбы он, конечно, тоже стал проводить отпуск в Щелыкове), а нашу комнату занимали друзья. Рядом с жилыми корпусами находились маленькие домики-будочки вроде бытовок, сделанные чуть ли не из фанеры. Говорят, в прежние времена (которые я уже не застала) там висели жестяные рукомойники и стояли ведра с холодной водой для умывания; позднее домики использовались для разных хозяйственных нужд. За крошечные размеры мы называли их «собачниками». И вот Владимир Герцик, известный радиоведущий, который постоянно отдыхал в Щелыкове, первым (а за ним и другие щелыковцы) стал просить администрацию дома отдыха: «Умоляю! Дайте мне этот домик! У меня будет отдельный номер». И когда его туда поселили, он был в полном восторге. Но Владимир Борисович отличался высоким ростом: когда он ложился спать, ноги в домике не помещались, и поэтому дверь всегда оставалась приоткрытой, а его пятки торчали наружу. Этот бывший «собачник» еще долго потом называли не иначе как «Герцикский замок».
А сейчас, когда в Щелыкове понаставили новые корпуса – каменные коробки с душем и прочими удобствами, – я с трудом вхожу на территорию. Сейчас предпочитаю Рыжевку – деревню, где мы с Володей дом себе построили. И почти все прежние щелыковцы теперь тоже построили или купили дома, по разным деревням живут. Теперь другие люди приезжают в наш дом отдыха, царят другие взаимоотношения. Нет, и раньше там появлялись граждане, которым Щелыково сразу не нравилось; приезжали, оглядывались и тут же требовали: «Верните мне деньги, дайте мне автобус, я здесь не останусь!» Для тех, кому комфорт важней всего, для кого критерий – кондиционер в номере, в Щелыкове действительно делать было нечего, они туда больше и не ездили. Конечно, у каждого есть свои предпочтения: один одно ценит, другой – другое. Помню, меня отправили подлечиться в Ялту, жила я в шикарном санатории (тоже от ВТО) и считала каждый день, когда смогу оттуда уехать. И вот как-то сижу в столовой, мрачно ем свою кашу и слышу разговор за соседним столиком. Две дамы возмущаются: «Ну есть же такие люди! Я, конечно, не верю, но говорят, что им здесь не нравится. Это какое-то пижонство! Кому тут может не нравиться?!» Да, у них свое понятие о хорошем отдыхе: полежать на пляже, посидеть в ресторане, продемонстрировать на курорте новые туалеты…
А мы стремились в Щелыково ради природы, ради тишины, ради общения с друзьями, и нас совершенно не волновало, какие там бытовые удобства, да и есть ли они вообще! Это – как естественный отбор в природе: родственные души собирались. Щелыково само отбирало «своих» – людей с определенными человеческими качествами.
И те, кто там оставались, прикипали к этому месту на всю жизнь. Некоторые про нас говорили: «У них там чуть ли не клан какой-то, они чужих не пускают!» «Чужой» для нас не тот, кто только что приехал в Щелыково или редко там бывал. «Чужие» – это другие, вовсе не плохие люди, но – другие, которые не вписывались в наши отношения, не разделяли наших ценностей и потому «не монтировались» с нами. Как говорил почетный щелыковец, актер Борис Левинсон: «Щелыково – это мировоззрение».
Что же такого особенного было в нашем щелыковском сообществе? Никогда никакого чванства! Никогда никакого деления на «народных» и «не народных», хотя там всегда отдыхало очень много знаменитейших артистов разных поколений: Вера Пашенная, Анна Дурова, Вера Марецкая, Александр Сашин-Никольский, Ростислав Плятт, Борис Чирков, Виталий Доронин, Владлен Давыдов, Никита Подгорный, Владимир Этуш, Ия Саввина, Юрий Яковлев, Сергей Юрский, Наталья Тенякова… Единственная привилегия Пашенной – комнатка с балконом в Голубом доме (это старинный, самый красивый в Щелыкове дом с открытой верандой, крыльцом с резными деревянными перильцами и наличниками на окнах). Когда Веры Николаевны не стало, через какое-то время в очередной приезд нам объявили: «Пожалуй, вам уже можно поселиться в этой комнате». Не потому, что мы были «народные-заслуженные», а потому что стали заслуженными щелыковцами – приезжали туда уже много лет подряд.
Существовала еще такая традиция: одеваться в самую простую, домашнюю одежду – никаких шикарных «курортных» нарядов! За грибами все отправлялись в ватниках, в резиновых сапогах. В столовую приходили в старых тренировочных штанах, рубашках-ковбойках, в дырявых майках. Старожилы Щелыкова рассказывают, что когда однажды Ростислав Янович Плятт появился там в галстуке – его тут же в лужу положили да в луже искупали, а он только клялся: «Я больше никогда не буду галстук надевать!» Владимир Борисович Герцик всегда и везде ходил в элегантной шляпе, но когда подъезжал к Щелыкову, он эту шляпу выворачивал наизнанку: такой он здесь принимал образ – странствующего актера. Когда уезжал, выворачивал шляпу обратно. А уж как Володе Сверчкову, решившему щегольнуть в белых летних брюках, из них здоровый клок выдрали – я и сама видела. И наблюдала, как киноактриса Людмила Хитяева весь свой отпуск на балконе просидела – ей не в чем было выйти. Привезла она с собой только модные пышные юбки да туфли на шпильках: как первый раз в таком наряде показалась, как услышала комментарии щелыковцев, так враз на свой балкон спряталась.
