– Вы что здесь делаете?!
– Мы приехали танцевать, своих ищем!
И тут нам срочно предоставили номер, чтобы мы не мешались под ногами. В общем, искали мы делегацию наших артистов еще двое суток. Журналисты нас не забывали, с собой звали: «Да бросьте вы переживать, пошли в бар!» В баре уже свои традиции сложились: «Так, вчера пили “за Гречко”, сегодня давайте “за Громыко” выпьем!» (это не значило – «выпить за здоровье», а всего лишь то, что расходы приписывались к счету за номера кого-то из наших руководителей). С утра опять начинаем поиски: «Мы же артисты, приехали с делегацией…» И опять слышим в ответ: «Ничего не знаем!» На третьи сутки в отеле наконец объявились другие наши артисты – и сразу начались жуткие обиды: «Как это так?! Мы – народные, нас поселили на Ниле, на каком-то корабле в каютах, без всякого кондиционера, там все время качка! А какая-то молодежь в шикарном номере устроилась!» В результате, можно сказать, благодаря нам всех артистов переселили в тот же отель.
А дальше было так. Приезжаем в какое-то место, нам сообщают: «Сейчас здесь будет митинг, а на этом помосте будет концерт». И лежат какие-нибудь две доски рядышком – сцена называется. Говорим: «Мы здесь танцевать не можем!» – «Ну и не надо». Едем дальше – там вообще один песок: Воронец поет, балалайка играет, Бейбутов исполняет азербайджанские народные песни, от которых египтяне в полном восторге! Диалог повторяется: «На песке танцевать не будем!» – «Ну и не надо»… В общем, просидели мы там около недели – станцевали всего два раза. Один раз выступали на каком-то банкете, где Нина Петровна Хрущева собирала жен высокопоставленных чиновников. Там две комнаты сообщались через открытую дверь: в одной комнате на полу ковер лежал, и мы с Володей на нем «Вальс» Шопена пытались исполнять, а эти жены сидели в соседней комнате, изредка поглядывая на нас через дверь: «Чего-то они там делают?» На потолке люстра висела, и, как только Васильев меня на верхнюю поддержку поднимал, подвески от люстры («Блям!») у меня на животе укладывались. Ну а второй (и последний) раз мы уже на заключительном концерте танцевали на той самой сцене Каирского оперного театра, где впервые состоялось представление оперы Верди «Аида», посвященное открытию Суэцкого канала.
Но сколько же осталось впечатлений! Каир, Луксор, Александрия, Сахара: удивительно яркие, лишенные полутонов краски природы – синее небо, желтые пески, голубая вода Нила, очень сочная зелень. И, конечно, пирамиды! Можно сколько угодно читать о них, заранее представлять, но, увидев, сразу забываешь обо всем! Пирамиды – это настоящий спектакль, в котором участвуют сама природа и древняя история…
В том же 1964 году мы с Володей первый раз танцевали в Париже в Театре Сары Бернар: приехали с сольной программой, без театра, и выступали в концертах вместе со сборной бригадой артистов из Москвы и Ленинграда – Инной Зубковской, Славой Кузнецовым из Кировского театра, Элеонорой Власовой из Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, Геной Ледяхом из Большого и другими.
В мае 1972 года проходили большие гастроли уже с театром в Гранд-Опера и во Дворце спорта в Париже. Парижане принимали наш балет восторженно: артистов узнавали на улицах, преподносили цветы, прямо на мостовой перед театром раскладывали огромные фотографии балерин и танцовщиков, окончание последнего спектакля из-за непрекращающихся аплодисментов задержалось на целый час. Нас с Володей французская пресса с тех пор не называла иначе как «любимцы публики», а хозяин ресторана на Эйфелевой башне (который мы посетили в один из свободных дней) подарил нам настольную лампу в виде этого знаменитого символа Парижа. Мы снова встретились со многими людьми, с которыми подружились во время прежних визитов. Еще с нашего «свадебного путешествия» я полюбила Францию, и особенно Париж… Иногда начинаем вспоминать, сравнивать, обсуждать: «Какой город для тебя – первый?» Для Володи – это Рим, а для меня – все-таки Париж! Я могу часами без устали бродить по его бульварам и бесконечно, каждый раз по-новому, открывать для себя неповторимость его живописного облика. Очарование Парижа непередаваемо – это надо ощутить, надо видеть, особенно когда весной цветут знаменитые парижские каштаны…
Во Францию мы вообще ездили довольно много в самые разные периоды жизни, и всегда от этих поездок оставались приятные воспоминания, даже когда случались трудные гастроли. Однажды мы с Васильевым буквально «вытаскивали» спектакли: и артистов приходилось заменять, и атмосфера в труппе накалялась – наши отношения с руководством театра уже достаточно серьезно разладились. В общем, после окончания очередного представления импресарио, организовавшие гастроли (желая отблагодарить за то, что мы старались помочь, когда не все шло гладко), сделали нам с Володей подарок – поездку на три дня по замкам Луары с переводчиком и гидом. Такое внимание было необычайно приятно, ведь по-разному складывается: иногда в какие-то города приезжаешь на спектакль и уезжаешь, не успев ничего увидеть, кроме гостиницы и театра. А я обожаю ходить по музеям, памятным историческим местам и давно мечтала посетить замки Луары, о которых много слышала, видела на открытках, но даже не представляла, как они прекрасны наяву! Каждый из них – шедевр архитектуры, а когда ночью плывешь по Луаре и видишь их, подсвеченные сияющими лучами, замки кажутся парящими в воздухе сказочными хрустальными видениями…
Чего ждать от публики
Каждая поездка за рубеж – это встреча с новыми людьми, знакомство с иными обычаями и культурой. Конечно, для нас, артистов, такое знакомство начиналось в первую очередь с публики. Как нас принимают, как зрители выражают свои чувства, как реагируют на наши выступления – все это каждый раз оказывалось весьма различным и даже иногда неожиданным для нас.
Во Франции всегда проводилось множество театральных фестивалей, и на один из них, Авиньонский, в 1972 году пригласили нас с Володей. Этот фестиваль славился тем, что туда привозили исключительно авангард: он считался более «продвинутым» по сравнению с другими, более традиционными, фестивалями и более молодежным. В Авиньоне царила особая атмосфера, там и хиппи собирались – это был их праздник, праздник современного экспериментального искусства. Пока длился фестиваль – весь город гулял! Приезжали вообще все, кто хотел. Это все-таки юг, Прованс; многие приезжие – и артисты, и зрители – жили на бульварах, на газетах спали, на лавочках ночевали. Каждый представлял что хотел прямо на улицах и площадях города: здесь какие-то мимы, там – музыканты, тут – клоуны. Основная программа демонстрировалась в Авиньонском амфитеатре на открытой площадке: показывали не только балет, но и оперу, и драматические спектакли. Привозили абсолютно неожиданные постановки, которые на сцены других театров не пропускали. Иногда, правда, они оказывались на грани самодеятельности, но случались и настоящие открытия. Только вот классику показывать там никому и в голову не приходило! Поэтому, когда нас пригласили, первым чувством стало огромное удивление: куда вы нас зовете, мы же классические танцовщики! Не танцевали мы ничего ни современного, ни авангардного!
Единственное более-менее современное, что мы вспомнили, – концертный номер «Мугам» азербайджанских хореографов Рафиги Ахундовой и Максуда Мамедова. В хореографической миниатюре, хотя и выстроенной на основе классики, оригинально использовались восточные пластические мотивы. Мы обратились к Рафиге и Максуду, с которыми издавна поддерживали добрые отношения, и получили разрешение исполнить их номер в Авиньоне. Повезли туда «Мугам» и па-де-де из «Щелкунчика» в постановке В. Вайнонена, – ну не было у нас ничего экспериментального! Ехали и опасались: молодежь стремится на фестиваль посмотреть что-то суперсовременное, что должно шокировать, а у нас самая что ни на есть традиционная классика. Выйдем мы с этим «Щелкунчиком», и освищут нас к чертовой матери… И вдруг – невероятный успех! «Щелкунчика» мы даже бисировали – единственный раз в жизни бисировали «Щелкунчика»! Это же не «Дон Кихот» – па-де-де из «Дон Кихота», случалось, повторяли на бис. Такая реакция молодежной фрондирующей аудитории оказалась для нас абсолютно неожиданной и, конечно, весьма приятной.
