В Италии у нас образовалось множество поклонников и друзей, и, как оказалось, есть даже люди, чью судьбу мы (неведомо для себя) в какой-то степени определили… Лет десять тому назад подошел ко мне седой мужчина и, страшно волнуясь, сказал: «Я так мечтал вас увидеть! Я балетмейстер и стал заниматься балетом только потому, что моя бабушка обожала вас! Вы всю жизнь были для меня идеалом! Я только из-за вас занялся этой профессией». Смотрела я на него и думала: «Боже мой, человек уже с седой бородой – а ему бабушка сказала…»
Но когда приходится сталкиваться с итальянцами по каким-то деловым вопросам, сразу выясняется, что работать с ними безумно трудно – они страшно неорганизованные, устраивают бесконечную «волынку», хуже чем у нас. С ними хорошо праздновать – Италия вообще всегда гуляет! Я не раз бывала на их знаменитых праздниках винограда и вина в Тоскане – это центр виноделия, где производят великолепное тосканское вино кьянти. Виноделы, одетые в яркие национальные костюмы своих провинций, приезжают в город из каждой деревни на телегах – не на машинах! Привозят большущие бочки, накрывают огромные столы и танцуют, пьют, угощают и раздают всем вино. И мы там ходили, пробовали это вино, веселились со всеми вместе. Сколько раз решали в Италии или во Франции: «Вот приедем в Москву – тоже будем пить вино!» Но в Москве так и стоит это вино нетронутым: накроешь на стол – селедочка, огурчики, грибочки, – и сразу ясно: «Нет, ну какое вино, давай лучше водочки!» Так уж получается, что каждое блюдо и каждый напиток хороши к месту: текилу надо пить в Мексике, саке надо пить в Японии, а уж вино – в Италии и во Франции.
Потрясающе принимали нас в Греции, когда в 1979 году мы привезли на Афинский Международный фестиваль искусств Володину постановку «Икара» С. Слонимского. Спектакль показывали в древнем театре на склонах Акрополя, который сам стал наилучшей декорацией для балета. Миф об Икаре – один из самых любимых у греков, предмет их национальной гордости, и на спектакль началось настоящее паломничество, а те, кому не удалось попасть на представление, весь вечер стояли у подножия Акрополя, слушая музыку. Греки оказались исключительно благодарными и восторженными зрителями: все это время о нашем «Икаре» подробно писали буквально все газеты Греции, мальчишки на улицах играли «в Васильева», его именем даже назвали одно кафе в Афинах.
Но самая «горячая» публика, конечно, в Аргентине, там все – фанатики балета! Зрители на представлениях просто с ума сходят, хлопают ежеминутно, закидывают сцену цветами, да и сами на сцену бросаются. Там у артистов одна забота – как бы живыми из театра выбраться, чтобы поклонники в объятиях не задушили! После премьеры Володиного балета «Фрагменты одной биографии» на музыку аргентинских композиторов нас буквально произвели в национальные герои Аргентины. «Нужно было приехать русским, чтобы показать нам всю красоту нашей музыки», – писали газеты Буэнос-Айреса. Однако друзья, которые пришли за кулисы, после всех поздравлений сказали, что в женских костюмах допущена «клюква». «Серьги и цветок в волосах – это Испания, – указали мне довольно строго. – Женщина может носить украшения, только начиная с шеи, даже воланы на юбке – это уже не Аргентина!» Они чрезвычайно внимательны и ревнивы к таким деталям. Кажется, подумаешь, какие мелочи! Но с другой стороны, для нас ведь тоже дико, неприемлемо, когда мы видим, как, например, где-нибудь в Европе танцоры в русских национальных костюмах по-цыгански плечами трясут. В общем, с тех пор на всех дальнейших выступлениях и в телеэкранизации «Фрагментов одной биографии» ни серег, ни цветов в волосах у меня уже не было.
С аргентинской публикой по темпераменту может сравниться только московская, и не только сравниться, но и превзойти! Хлопают после каждого движения, поклонники кричат как безумные и посредине представления по полчаса вызывают! В выражении своих чувств иногда переходят все границы разумного: как-то раз после спектакля в Большом кланяюсь, и вдруг откуда-то сверху прямо на меня, буквально касаясь моего носа, падает огромная книга. Еще чуть-чуть – и эта книжища меня бы убила! Потом выяснилось, что один мой поклонник додумался таким образом мне подарок сделать. Если бы книга оказалась плохой, я так и решила бы, что он просто хотел меня убить, но книга была очень интересной, про художников… В Петербурге публика гораздо более сдержанная, но не потому, что там меньше понимают или не столь тонко чувствуют искусство. Петербуржцы во время спектакля аплодируют гораздо реже, так как считают, что аплодисменты в середине вариации, когда играет музыка, прерывают действие, а это просто неприлично…
Все бывало на наших спектаклях – и внимающая тишина, и шум аплодисментов, и даже восторженный свист, которым выражают свои чувства американцы; все, кроме одного – холодного равнодушия зрителей. Слава Богу, такой публики мне не пришлось встретить ни в одном уголке земного шара.
Встречи за кулисами
Президенты, их супруги, короли, королевы, принцессы – на наши спектакли часто приходили сильные мира сего: кто-то явно только «по протоколу», но встречались среди них и люди, искренне любящие наше искусство. Леди Диана серьезно интересовалась балетом, во время гастролей посещала не только спектакли, но и репетиции. На спектакли приходил и шведский король, и английская королева (потом мы с Володей были приглашены на ее день рождения). Все Кеннеди обязательно появлялись на спектаклях, наведывались и за кулисы. Эдвард Кеннеди устраивал в своем доме прием для солистов, а Жаклин сидела у нас и на репетициях, и на классе, не пропускала ни одного представления; по моему, именно она и Джона в театр приводила – сам он, кажется, не очень-то балетом увлекался.
За кулисами на наших гастролях часто появлялись знаменитые личности из мира кино. Встречи с некоторыми запомнились особо…
Однажды в Италии, когда мы уже вышли на поклоны после концерта и в зале зажегся свет, я вдруг увидела в первом ряду партера Джульетту Мазину. Она громко хлопала, глаза блестели. Я замерла – Мазина была моей любимой актрисой! Несмотря на угловатость, даже некрасивость, она многое умела передать через пластику, взглядом чудесных, выразительных глаз, поворотом головы, своей знаменитой улыбкой… У нас, балетных артистов, нет специального драматического образования, а для меня драматическая наполненность роли всегда казалась особенно важной, и Джульетта Мазина (особенно в гениальном фильме Феллини «Ночи Кабирии») стала для меня в этом настоящим учителем… Потом Мазина пришла за кулисы, говорила разные теплые слова в мой адрес. А я, затаив дыхание, смотрела на нее и думала: «Неужели здесь передо мной та женщина, которой я столько лет восхищалась!»…
В Италии же после «Спартака» за кулисами появилась Анна Маньяни. Меня охватило страшное волнение – Маньяни всегда казалась мне личностью огромного масштаба, фантастического дарования, она мне безумно нравилась! И когда Анна Маньяни подошла ко мне со слезами на глазах и поцеловала мне руку – я была потрясена до глубины души! Для меня только увидеть-то ее рядом казалось событием невероятным…
Когда мы с Васильевым танцевали «Дон Кихота» в Риме, в Термах Каракаллы, наши спектакли посещала Джина Лоллобриджида. Тогда начиналось ее увлечение фотографией, которой она потом овладела профессионально. И вот Джина попросила: «Встаньте здесь, пожалуйста! Я вас сфотографирую». А я никак не могла понять: зачем же фотографировать меня, когда есть она – Лоллобриджида, такая немыслимая красавица?!
