Предметом постоянной заботы Мэри были еще и бездомные кошки: на кухне для них всегда стоял большой контейнер с баночками консервированных сардин. Как-то Володя пришел голодный после спектакля (когда мы жили у Мэри во время гастролей в Англии) и, увидев красивые баночки с рыбками на этикетках, спросил, можно ли открыть одну. «Володька! Ты что – дурак?! Это же для кошек!» – воскликнула Мэри («дураками» она звала абсолютно всех, правда, не в оскорбительном, а скорее ласково-снисходительном смысле, как «дурачок»; старого своего приятеля Франко Дзеффирелли иначе как «дураком» и не называла). Но Володя все-таки не удержался, отведал сардинок… А потом как-то мы с ней поутру отправились кормить кошек на улицу. Погода прекрасная, еще совсем рано, улица пуста – кроме нас и кошек, нет никого. И тут налетевший ветерок захлопнул дверь! А мы в самом домашнем виде: Мэри в пеньюаре, я – в пижамке. «Никаких проблем, – успокоила меня Мэри, – тут полицейский участок в соседнем доме!» Невозмутимые английские полисмены если и удивились нашим «нарядам», то виду не подали и помогли открыть дверь…
О Мэри я могла бы рассказывать бесконечно: и о каких-то милых пустяках, почему-то оставшихся в памяти, и об очень серьезных вещах, и о главном событии, связавшем наши жизни, – о моем крещении… Когда Мэри узнала, что я некрещеная, она упорно настаивала, что необходимо совершить обряд. В конце концов просто сказала: «Хватит, мне надоело тебя уговаривать. Будем крестить!» Мэри нашла церковь, обо всем договорилась, и в декабре 1989 года в православной церкви Нью-Йорка меня окрестили, Мэри стала моей восприемницей. Обряд совершал молодой русский священник, который трижды погрузил меня всю с головой в ледяную воду купели (что оказалось для меня достаточно неожиданным – мне рассказывали, что в наши дни зачастую священники кропят святой водой только голову взрослых крещаемых). При совершении обряда присутствовали Володя и Наташа Макарова (в Нью-Йорке мы тогда жили у нее, и Наташа подарила мне рубашку для крещения). Володя, спросив предварительно разрешения у священника, снимал все на видеокамеру. Старался, конечно, чтобы получилось «художественно», выискивал ракурсы и пару раз задел-таки батюшку, который вежливо (и вполне серьезно) поинтересовался, не мешает ли ему… Я не люблю «раскрывать душу», описывать свои переживания, но скажу, что обряд крещения не был для меня просто формальностью, и то, что потом я сама уже трижды становилась крестной, – для меня необыкновенно важно. Мои крестники – Наташа Фесенко, Юкари Сайто, Сережа Спивак – очень дороги мне, я чувствую себя в ответе за них… А моя крестная Мэри в течение многих лет, до самой своей смерти, оставалась для меня по-настоящему родным, может быть, самым близким человеком…
«Только не говорите по-русски!»
В Европе, в Японии, в Америке у нас появились не только друзья, порой мы сталкивались с людьми, с которыми возникали проблемы, правда относящиеся не к нам лично, а к тому, что мы – представители СССР. Приезжали мы, например, в Прагу перед известными событиями 1968 года – это было ужасно, просто ужасно! Друзья наши, конечно, оставались друзьями. Но мы приходили в театр, где все служащие театра, все рабочие сцены – все знали русский язык, но никто не желал разговаривать по-русски! И друзья нас предупреждали: «Пойдете в магазин – только ни слова по-русски!»
С каким пафосом говорилось всегда о «великой дружбе народов» – и вдруг оказалось, что социалистические страны нас, «советских братьев», вовсе не любят! Да когда они нас любили-то?! Да, наш балет принимали всегда хорошо; но ведь отношение к артистам – одно, а отношение к русским – другое. В Прибалтике нас любили когда-нибудь? Да никогда! Просто вслух этого не говорили. Как-то мы с Володей приехали в Эстонию, пришли в театр на проходную, обращаемся к дежурной: «Можно позвать Рандвийр?» Она что-то отвечает по-эстонски. Еще раз пытаемся объяснить, что мы из Большого театра, нам нужна Тийу Рандвийр (а это не какая-нибудь малоизвестная балерина – народная артистка СССР, Тийу в Эстонии так же знаменита, как у нас Майя Плисецкая). И так, и эдак (чуть не на пальцах) пытаемся ей растолковать. Через полчаса она заявляет на хорошем русском языке. «Вы что, еще не поняли, что я не говорю по-русски?!»… Мы ездили в Прибалтику в гости к дирижеру Эри Класу (с которым нас связывала общая работа над постановками Васильева). Он всегда предупреждал; «Только без меня никуда не ходить! Только вместе со мной!»…
Поляки, те всю жизнь даже не очень скрывали, как они русских, мягко говоря, не любят. В Болгарии как-то лучше к нам относились. На Кубе – вроде нормально, хотя откуда я знаю, какое на самом деле отношение к русским у кубинцев? Мы же в свой первый приезд в 1967 году там почти ни с кем не общались, никуда не выходили: режим, карточная система, купить ничего нельзя. Магазинов нет, рынков никаких нет: товары, продукты только по распределению. Для артистов устраивали официальные приемы, селили в гостиницах, где нас кормили и поили, но никуда не водили – зачем разруху показывать?! А ведь раньше американцы называли Кубу «рай земной»! Это действительно был райский уголок. А что теперь?! Все разворотили, все разворовали, а мы туда насадили свою идеологию. Несчастная страна! Сейчас хоть что-то стало немного меняться…
Самые ярые националисты, которых я встречала за рубежом, – это украинцы в Канаде, где они живут большой и сильной колонией. Мы с Володей там выступали, потом с одной семьей познакомились, и они нам объясняли: «Мы даже думать не думали, что найдутся такие русские, с которыми мы захотим разговаривать!» В Канаду переселились еще их родители, и они воспитывались в духе полного неприятия русских. Потом эти люди даже к себе домой нас пригласили и там опять сами на себя поражались: «Нам и в голову не приходило, что когда-нибудь русских в гости позовем…» Нет, мы им вроде понравились, но такое дружеское общение с нами для них самих казалось чем-то невероятным…
Литовский паспорт
Сейчас уже иногда думаешь: ох, опять надо куда-то ехать… Наверное, именно потому, что слишком много разъезжала и от постоянного перемещения по всему миру все-таки устала. И хотя на свете существует еще немало того, что я не видела, иногда охватывает такое чувство: ну не видела чего-то, и не надо, нельзя же объять необъятное! А потом потихоньку, потихоньку опять закрадывается интерес: а как же Дальний Восток? Я столько слышала о Байкале – мне хочется на Байкал посмотреть! Хотела бы поехать в Одессу – я же умудрилась в Одессу ни разу не попасть! Совсем мало знаю Азию, но туда меня и не тянет, Восток меня почему-то вообще не привлекает. Не была ни в Турции, ни в Ливии, ни в Кувейте и ни в какие Индии, ни в какие Тибеты абсолютно не стремлюсь! По душе мне ближе Европа: Италия, Франция – бывала там неоднократно, но знаю – есть еще очень много и неизвестных мне прекрасных мест. И потому хочу, чтобы мне не мешали отправиться туда, куда задумаю, куда меня повлечет.
Васильевым в начале всей этой перестройки владели две маниакальные идеи: раздать бесплатно всю землю россиянам и открыть все границы. Совершенно согласна – зачем нужны границы?! Как я жила в Москве, так и живу здесь и не собираюсь никуда переселяться! Но хочу иметь право в любой момент полететь в Рим, в Париж, в Ереван, в Тбилиси или в Баку. Почему все надо искусственно усложнять?! В Европе границы открывают, зато сейчас из России на Украину поехать – проблема! В Прибалтику поехать – проблема! Хорошо, что у нас с Володей теперь есть литовские паспорта: оказывается, с ними можно без визы отправляться даже в Корею и, естественно, в Эстонию, в Латвию и по Европе.
