Публика очень полюбила эти спектакли, а мы так редко имели возможность их танцевать! Помню, когда показывали «Танго» в Зале имени Чайковского, – зрители там не только заполнили все места, но сидели на полу, на ступеньках, стояли во всех проходах, на всех лестницах, а в раздевалках гардеробщицы не принимали пальто – не хватало номерков. У входа даже дежурили наряды милиции, которые сдерживали напор людей, всеми правдами и неправдами стремившихся попасть на представление.
Иногда складывались такие ситуации, когда нас приглашали в Париж, и приходилось выбирать: месяц гастролей во Франции или возможность станцевать один спектакль здесь. И мы отказывались от Парижа ради одного этого спектакля. С «Ностальгией» и «Танго» мы объездили Америку (и Северную, и Южную), Италию, Францию, Голландию, а в Москве наши балеты практически не шли. Однажды мне позвонили из ЮНЕСКО:
– Приехали гости из разных стран и спрашивают, где можно посмотреть «Фрагменты одной биографии».
– Что ж вы мне звоните? Позвоните в дирекцию Большого театра, в Министерство культуры…
– Звонили, там ответили, что такого спектакля нет!
– Ну а я что могу вам сказать?!
– Вы понимаете, иностранцы в это не верят: они же видели ваш спектакль и в Париже, и в Риме…
Даже по одному этому эпизоду хорошо видно, какая ситуация сложилась для нас не только в Большом театре – вообще в Москве. Все приходилось пробивать, за все бороться, отнимая время и силы от творчества. С другой стороны, нас с Васильевым постоянно приглашали в поездки по стране и за рубеж, предлагали танцевать в разных театрах, выступать в концертах, ставить. Своего «Макбета», например, Володя перенес в 1981 году на сцену Новосибирского театра, в 1984-м – в Штаатсопер в Берлине, в 1986-м – в Будапештский театр.
Конечно, мы принимали приглашения: помимо того что не хотелось впустую терять свое время, у нас появлялась возможность встречаться с новой хореографией, новыми спектаклями, партнерами.
Много совместных проектов мы осуществили с балетмейстером Жарко Пребилом. Жарко – югослав по происхождению, наш давний хороший друг, еще с 1968 года, со времен его учебы в ГИТИСе. Вообще он здесь учился искусству балета в течение целых тринадцати лет: сначала на кафедре хореографии ГИТИСа получил диплом педагога-репетитора, потом балетмейстера, потом поступил уже и в аспирантуру. За это время Жарко полюбил Россию гораздо больше иных наших соотечественников. Сейчас Жарко Пребил – гражданин Италии, но его горячие чувства по отношению к России, к русскому балету не остыли: он старается приезжать, чтобы увидеть все наиболее значительные события в балетном мире, и сам радушно принимает в Италии гостей из России. У него масса друзей, и мы с Володей рады принадлежать к их числу – всегда с удовольствием встречаемся с Жарко. Когда Пребил только начал ставить, то пригласил нас участвовать в своих первых постановках в Римской опере – именно он впервые представил в Италии спектакли «Дон Кихот» и «Жизель» в версиях Большого театра, познакомил с ними западную публику. Потом мы работали вместе в знаменитом аргентинском Театре «Колон» и в Театре «Сан-Карло» в Неаполе.
В «Сан-Карло» в 1986 году состоялась премьера балета «Анюта» в постановке Васильева, когда после огромного успеха одноименного телебалета (о съемках которого будет рассказано в отдельной главе) Володю уговорили перенести его на театральную сцену. «Сан-Карло» считался не очень престижным театром, нам даже говорили: «Как можно выступать в “Сан-Карло”?! Вы еще в ресторане станцуйте!» Да, я могла бы станцевать и в ресторане, если бы мне показалось это интересным. А что касается «Сан-Карло», то теперь туда на наши спектакли стремятся зрители и из Милана, и из Рима!
В 1986 году прошла последняя премьера балета с моим участием на сцене Большого театра. Нам наконец разрешили поставить здесь «Анюту», но условия работы оказались просто издевательскими! На всю подготовку спектакля – один месяц. Время каждой репетиции за весь период (почти до самого выпуска) не более сорока пяти минут. Кордебалет из тех артистов, кого отказались брать на все другие спектакли, – вяжут, гадают, сплетничают, отсиживаются «от звонка до звонка». За пять дней до премьеры исполнитель партии Его Сиятельства ушел в отпуск, никого не предупредив заранее. Официальную генеральную репетицию провести нам не разрешили – только прогон без костюмов. Костюмы к тому времени еще и не сшили…
Но наверное, все мучения стоили того приема, какой нам устроила публика на премьере 31 мая 1986 года. Какое единение чувств на сцене и в зале ощущали артисты! Зрители отзывались буквально на каждый жест, каждый поворот головы, овации вспыхивали после каждой вариации, а после спектакля – продолжались полчаса!
Однако официальная сдача нашего спектакля так и не состоялась, он как бы не существовал – ни худсовет его не принимал, ни из дирекции его никто не видел, ни из Министерства культуры никто не приходил.
5 июня 1986 года на «Анюте» побывали Михаил Сергеевич Горбачев с супругой. Раиса Максимовна прислала мне огромнейший букет пунцовых роз из собственного сада. Говорят, потом Горбачев заявил министру культуры Демичеву, что наконец-то увидел настоящего Чехова на сцене: «Поздравляю! “Анюта” – первая удача среди того, что идет у вас в театрах». Уже на следующий день в нашей квартире начались звонки из Министерства культуры. Когда я вернулась из театра после класса, мама сообщила, что нас очень просили туда перезвонить, оставили телефон. Я набрала номер, и меня тут же пообещали соединить с Демичевым. Чтобы нам когда-нибудь раньше звонили домой из министерства, да просили перезвонить, да еще лично с министром соединяли?! Что за переполох?! Однако в тот момент Демичева на месте не оказалось, и меня спросили: где Владимир Викторович? А я так разозлилась от всего этого дворцового политеса – то нас вообще не замечают, будто и нет таких артистов в театре, то вдруг мы срочно в министерстве понадобились! – что рявкнула: «Он на рынок за картошкой пошел!» На том конце провода вежливо попросили передать Владимиру Викторовичу (когда он с картошкой вернется и если будет не очень занят), чтобы он зашел к Демичеву: «Петр Нилович пришлет за Владимиром Викторовичем машину и будет его ждать»… Оказалось, что министр культуры приглашал к себе Васильева специально для того, чтобы выразить восторги по поводу «Анюты». Уже на следующем спектакле в обычно пустовавшей правительственной ложе сидел Демичев со всем своим семейством и улыбался и аплодировал вовсю… Но в общей ситуации в театре от этой «монаршей милости» мало что изменилось…
Бежар. Подарок судьбы
Кроме участия в своих спектаклях и становившихся все более редкими выступлений в двух-трех балетах текущего репертуара театра в тот довольно сложный период я станцевала в спектакле, который не могу назвать иначе как неожиданным подарком моей артистической судьбы. Это постановка Мориса Бежара на музыку Берлиоза «Ромео и Юлия». Я безумно любила свою Юлию и очень жалею, что станцевала ее так мало!
…С Бежаром мы познакомились в 1964 году, когда он, еще молодой, но уже известный балетмейстер, получил приглашение на постановку балета «Осуждение Фауста» в Гранд-Опера. А мы с Володей тогда впервые приехали на гастроли во Францию – попали к нему на репетицию, там и познакомились. Потом уже Бежар приходил к нам на спектакли. И как-то быстро у нас сложились хорошие отношения. Конечно, у него – театр, у него – школа, своя жизнь, у нас – своя, поэтому специально мы в гости друг к другу не ездим, нет времени. Но если куда-то приезжаем, если сталкиваемся в каких-то странах, обязательно встречаемся друг с другом.
