Марианна Рыжкина обратилась ко мне с просьбой помочь подготовить «Лебединое озеро» для гастролей в Скандинавии с молдавским балетом. Я Марианну знаю и знаю ее данные – какое уж тут «Лебединое озеро»?! Ну нет у нее таких линий! Кроме того, Рыжкина всегда репетировала с Раисой Степановной Стручковой. Правда, она пояснила, что Раиса Степановна готовить с ней «Лебединое» отказалась: считала, что Одетта-Одиллия не ее партия. Но Стручкова не возражала против нашей совместной работы. И я с большой опаской начала с Марьяшей репетировать «Лебединое», хотя, честно говоря, сильно сомневалась в успехе. Рыжкина технически сильная балерина и хороша в том же «Дон Кихоте», но Одетта – совсем другая партия!
И вот когда мы начали работать, я увидела, как из гадкого утенка она постепенно превращается в настоящего лебедя. Она из ничего начала делать роль, буквально как скульптор ее вылепливала. И ведь справилась – получилось интересно, очень по-своему!.. В «Жизели» Марианну сначала тоже «не видели», долго эту роль не давали: нет у нее таких алезгонов, какие сейчас делают, – ногу за ухо закладывают… Но в какой-то момент, когда основная часть труппы уехала на гастроли и танцевать было некому, Рыжкиной разрешили попробовать «Жизель». И вдруг в ней стала раскрываться удивительная драматическая выразительность… У Марианны получилась потрясающая Жизель – после спектакля управляющий балетной труппой Михаил Цивин вышел просто ошеломленный: «Я ничего подобного не ожидал!» Причем такое ощущение возникло у многих – как потом Марианну поздравляли артисты кордебалета! К ней ведь как раньше относились: «Рыжкина профессионально сильная, “железная” балерина, но не актриса…» Но она так сделала сцену сумасшествия, что это действительно потрясало!
Марианна всегда слишком сосредоточивалась на том, чтобы доказать, что она все может сделать технически. Для меня же самое главное – образ, вдохновение, выразительность. И я постаралась строить всю работу с Рыжкиной иначе, чем она привыкла: «Не фиксируйся на технике, неважно, как высоко ты поднимешь ногу…» Марьяше стало интересно, потому что раньше-то главным считалось именно вытянуть ногу. И она начала раскрываться артистически, раскрывать то, что ей было дано, но оказалось пока не востребованным. Вдруг проявилось, что она обладает редкой способностью сценического перевоплощения: Марианна танцует «Сильфиду», затем – «Дон Кихота», а потом – «Жизель»! И не как-нибудь танцует, но так, что об этом все говорят с восхищением. В «Дочери фараона» Рыжкина станцевала одну крохотную вариацию! Всего полторы минуты! На следующий день ко мне один подходит, другой, третий (кто-то знает, что я с Марьяшей репетирую, кто-то – нет): «Вчера Рыжкина просто блестяще вариацию Реки Гвадалквивир станцевала!» И Марьяша потом звонила: «Меня почему-то так все хвалили и так поздравляли, как будто я главную партию исполняла!»
Вернувшись в Большой театр, я, конечно, не оставила своих девочек в «Кремлевском балете». Правда, когда Володя стал директором Большого, в театре Андрея Петрова началась легкая паника. Сразу поползли слухи: Максимова здесь не останется! А летом я уехала в Рыжевку и не успела вернуться к сбору труппы. Дирекцию предупредила, что задержусь. Мне так хотелось отдохнуть, тем более что в нашем новом доме в Рыжевке я впервые собиралась провести отпуск. Но тут же среди моих учениц начались тревожные разговоры, обсуждения, хождения к Петрову. Им говорили: «Все нормально, никуда Максимова не уходит!» Не верили: «Ну да, вы специально так говорите, успокаиваете!» И вот сезон начался, а меня нет. Мои девочки шумят: «Ну вот! Мы так и знали!»… В общем, опоздала я дней на десять, а когда приехала, только вошла в репетиционный зал – как они на меня бросились! Как начали все рыдать! Слезы рекой… Я говорю:
– Вы что, с ума сошли?! Что такое?
– А вы правда вернулись?!
– Да кто вам сказал, что я вообще ухожу?!
– Мы не верили, что вы с нами останетесь!
Вот теперь я только и бегаю из Кремля на Театральную площадь и обратно, иногда по нескольку раз на дню. Расписания репетиций не всегда можно друг с другом соотнести, скоординировать, случается, и спектакли по времени совпадают. Иногда приходится пропустить чью-то репетицию, чтобы попасть на спектакль. Я девочкам объясняю: «Аня, Света, вы знаете – у Наташи премьера…» Они всегда откликаются: «Идите, идите, Екатерина Сергеевна! Как же она без вас?.. Мы сами справимся». И потом все, все наши спрашивают: «Ну как там прошло?» – и бегают смотрят выступления друг друга, поддерживают, переживают… А иногда ведут себя просто как дети малые: «Как?! Вы уезжаете? А у меня спектакль! Ну ясно, можно не танцевать!» Я возмущаюсь: «Вы что же, для меня одной танцуете?!»
В серьезную балерину выросла в «Кремлевском балете» Наташа Балахничева. Она единственная, кто сейчас танцует весь репертуар. Не могу сказать, что Наташа – открытый человек, но контакт у меня с ней есть. Она по своей натуре сосредоточенно углубленная в себя, в тот потаенный внутренний мир, в котором существует. Говорят, Наташа похожа на меня – да, что-то есть, но чисто внешнее: по пропорциям, по пластике, по линиям, а не потому, что я хотела ей что-то навязать или она пыталась меня копировать. Наоборот, она всегда ищет свое. Некоторым другим девочкам как покажешь, так они и делают, только и повторяют бездумно. А Наташа – нет: пока сама не разберет, сама не переварит, сама не воспримет, ни за что не сделает! Поэтому с ней работать трудно, но интересно. Конечно, она сейчас сильно изменилась: и техника выросла, и актерская выразительность, а кажется, недавно пришла в театр совсем маленькой девочкой…
Так же как сейчас совсем маленькой пришла к нам Саша Тимофеева. Она еще только-только закончила школу, когда появилась у нас. «Кремлевский балет» собирался в зарубежную поездку, и я услышала, как ей говорили: «Саша, чтобы завтра мама пришла в театр!» Я понимаю, когда в школу мам вызывают, – но в театр?! Оказывается, мы ее за границу взять не могли без разрешения родителей, потому что ей тогда еще восемнадцати лет не исполнилось… Пока Саша, конечно, еще слишком «зажатая» – просто Бэмби на льду, но иногда вдруг встанет в какую-то позу, и у меня (а со мной такое редко случается) сердце захлестывает – такая красота невозможная! А потом опять идет на «деревянных» ногах! Но Саша быстро профессионально растет, уже станцевала Мари в «Щелкунчике», Золушку, Одетту-Одиллию, а ей всего-то двадцать лет!
Жанна Богородицкая уже давно работает в театре, но когда она только пришла в «Кремлевский балет», то казалась весьма слабенькой и физически, и технически. После училища Жанну взяли в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, где она танцевала в кордебалете. А когда образовался «Кремлевский балет», Богородицкая пробовалась к нам на конкурс, и ее взяли сначала тоже в кордебалет, но потом стали давать какие-то небольшие сольные партии. Я с Жанной тогда еще не работала, но приглядывалась к ней. Данные, линии у Богородицкой, безусловно, были, но сил совсем не хватало: один раз прыгнет, а на второй – уже ноги подкашиваются. Но постепенно, постепенно она начала работать, потихонечку «вставать на ноги», и я увидела – что-то в ней есть. Мы начали репетировать… А сейчас Жанна танцует такие противоположные по характеру и технически сложные партии, как Одетта-Одиллия в «Лебедином озере» и Китри в «Дон Кихоте». Она всегда эмоциональная, «взрывная», но на сцене может предстать и мягкой, лиричной – интересная артистическая индивидуальность, ни на кого не похожая…
