До этого Мунк какое-то время настороженно присматривался к городу, снимая мастерские сначала на улице Гренсен, а потом на Пилестредет; это походило на масштабную разведывательную операцию; закончилась разведка приобретением большого владения. Это случилось в январе 1916 года. Владение Экелю состояло из большой желтой виллы в швейцарском стиле и сорока пяти молов
[100] прилегающих к ней земельных угодий; часть земли занимал яблоневый сад из 400 деревьев. Общая стоимость покупки составила 75 000 крон.
Ранее Экелю принадлежало садоводческому товариществу (отдельной строкой в купчей значились питомник фруктовых деревьев, парники и садоводческий инвентарь); при всей своей близости к Кристиании – владение находилось прямо на границе с приходом Акер – оно, строго говоря, не входило в черту города. Мунк выехал из Гримсрёда, но сохранил за собой Недре Рамме и конечно же свою первую недвижимость – дачу в Осгорстранне, хотя бывал там нечасто.
Крупнейшим культурным событием той весны в Кристиании стала выставка в мастерской Густава Вигеланна скульптур и набросков, связанных с последним большим проектом мастера – фонтанным комплексом на Абельхауген. Только на открытие выставки пришло более тысячи посетителей, очередь за билетами вытянулась на сотню метров. После открытия выставки Равенсберг, бывший от Вигеланна в восторге, заглянул к Мунку, чтобы посмотреть, как продвигаются дела с новосельем в Экелю, и с недоумением выслушал его мнение о скульпторе:
Сегодня встретил Мунка, он занят переездом в Экелю – в свой новый дом на Хофвейен. Мы заговорили о фонтане Вигеланна, и, к моему изумлению, Мунк высказался очень резко в том духе, что Вигеланн захватил слишком много места, да и его художественное дарование, насколько я понял Мунка, все склонны переоценивать… Мунк, конечно, более значительный художник, чем Вигеланн, но все-таки я искренне рад, что столь одаренному скульптору предоставили возможность и место проявить себя на благо города, сколь масштабными бы ни оказались его планы.
«Все мои идеи рассыпались в прах, – говорит Мунк, – ни разу со мной не обошлись, как я того заслуживаю, взять хотя бы историю с университетом. 80 000 крон, которые я за это получу, просто ерунда, да и стоят они теперь гораздо меньше, чем когда их обещали. Я создал мой “Фриз жизни” до Вигеланна…»
Судя по всему, это первое зафиксированное употребление Мунком названия «Фриз жизни». С этих пор оно становится для художника ключевым термином. Мунк не устает настаивать на своем первенстве в том, что касается идеи целостного представления жизни. Порой дело доходит до смешного. Несколько лет спустя его сестра Ингер опубликовала книгу с фотографиями набережной реки Акерсэльвы, и Мунк усмотрел в том доказательство свойственной им обоим генетической предрасположенности к созданию «серий»:
Моей сестре в своих фотографиях удалось создать настоящую поэму об Акерсэльве. Может быть, в ней говорит тот же инстинкт, что заставляет писать серии и меня?
Может быть, именно этот наш семейный инстинкт и привлек внимание Вигеланна. Он ведь и не помышлял о сериях, пока не увидел в Берлине мой «Фриз жизни», который к тому времени был почти завершен. А потом он сочинил сюжетец для своего фонтана и воспользовался к тому же моей идеей света.
Всю оставшуюся жизнь Мунк выискивал проект, который был бы достоин «Фриза жизни», – предпочтительно крупномасштабный оформительский заказ, чтобы получить в свое распоряжение достаточно просторное помещение.
Сначала Мунку в Экелю нравилось, и он охотно приглашал к себе гостей. Воодушевленный новым пристанищем, он даже мог вытащить гостей на улицу, под проливной дождь, чтобы показать, что и как собирается перестроить – ему же потребуются мастерские, – а заодно продемонстрировать своих лошадей. Еще у него было двое поросят, названных Гуннаром и Сивертом в честь господ Хейберга и Бёдткера (Сиверт как-то не тянул на то, чтобы именоваться полным именем «врага» – Сигурд). «Его ненависть к этим господам, похоже, нашла выражение в невинном “свинском” юморе», – комментирует Равенсберг, который участвовал в торжественном поедании Гуннара и Сиверта на Рождество.
Принимая во внимание затраты на материалы, многолетний труд и падение стоимости кроны, жалобы Мунка на то, что гонорар за оформление университетского зала оказался слишком низким, можно счесть оправданными. Это не мешает признать, что годы после окончания Первой мировой войны с финансовой точки зрения сложились для него исключительно удачно. С 1913 по 1916 год цены в Норвегии в среднем удвоились, а к 1920 году выросли еще почти в два раза. Дороговизна и прочие типичные для подогретой экономики нейтральной Норвегии проблемы осложнили жизнь многим и лишь единицам помогли обогатиться. К этим единицам можно отнести и Мунка: в 1916 году налоговое управление определило его доход в 134 400 крон. В следующем году картины принесли ему «всего» 50 000 крон дохода, но к этому добавилось еще 100 000 крон от различных рент, – очевидно, он всерьез задумался о будущем и сумел весьма удачно вложить хотя бы часть своих денег.
Постепенно Мунк начинает работать над совершенно новым для себя кругом мотивов, связанных с крестьянским трудом, – на его картинах появляются и кони на пахоте, и мужчины, срезающие капусту или складывающие сено на просушку. Скорее всего, это объясняется тем, что теперь жизнь Мунка по большей части протекала в сельской местности. Одну из картин он назвал «Плоды земли» – вероятно, под влиянием романа Гамсуна, за который тот получил Нобелевскую премию.
Сюжетов для таких картин кругом было хоть отбавляй, но вряд ли изображение пасторальных идиллий относилось к сильным сторонам таланта Мунка. За редким исключением, «земледельческие» полотна не принадлежат к лучшим работам художника. Среди этих исключений следует отметить «Косца» – выполненную крупными мазками картину, чем-то напоминающую мунковские «рабочие» полотна. На ней мы видим человека, степенно косящего луг и целиком поглощенного своей работой. Окружающий мужскую фигуру пейзаж изгибается, словно мы смотрим через широкоугольный объектив. Таким образом Мунку удается вызвать ассоциацию с земным шаром – полем деятельности худого, почти безликого косца, занятого своим примитивным трудом.
Справедливости ради следует сказать, что в послевоенные годы гораздо больше, нежели эти в прямом смысле слова «приземленные» картины, Мунка занимал «Фриз жизни». Осенью 1918 года он решил выставить один из вариантов фриза в Кристиании, у Блумквиста. Вплоть до открытия было непонятно, под каким названием будет выставлен фриз. В свое время в Берлине он именовался «Серией картин о жизни». Сейчас же газеты писали о том, что Мунк собирается представить цикл ранних, доселе не выставлявшихся картин «Жизнь под сенью деревьев».
Название «Жизнь под сенью деревьев» формально вполне подходило для «Фриза жизни» – ведь на многих картинах и впрямь можно увидеть людей под деревьями. Впрочем, Вигеланн тоже организовал скульптуры своего фонтанного комплекса в «древесные группы» – его герои, изображенные в момент каких-то важных экзистенциальных ситуаций, окружены деревьями.
