Тем не менее работа над книгой способствовала возобновлению тесного общения между старыми друзьями, отношения между которыми в последние годы значительно охладели. Это привело к совершенно невероятному результату – Мунк преодолел свою извечную нелюбовь к семейным визитам и впервые за 20 лет решился навестить Тисов. Он сделал даже две попытки – в первый раз не застал дома ни Тиса, ни его жену и с некоторым раздражением заметил прислуге: «Теперь, когда он мне нужен, его нет на месте».
Книга художника Пола́ Гогена, как и следовало ожидать, в основном была посвящена анализу творчества Мунка. Обе книги вышли в роскошных переплетах, причем книга Тиса представляла собой настоящее подарочное издание большого формата.
12 декабря Мунку исполнилось 70 лет. Количество желающих отметить его юбилей превзошло все мыслимые ожидания, но сам виновник торжества предпочел спрятаться от всех. За два дня до этого он прислал Шифлеру открытку, где сообщал, что покинул Осгорстранн и едет по железной дороге на юг. Возможно, он провел день рождения в Крагерё или Кристиансанне, а возможно, все же вернулся домой. «Дагбладет» писала, что в день рождения Мунка видели разъезжающим по городу на такси, а вечером он вернулся домой, где его ждал непрекращающийся поток телеграмм.
Здесь были поздравления от короля, кронпринца с супругой, премьер-министра, шведского принца Эушена. День рождения Мунка не обошел своим вниманием ни один крупный музей, ни одно объединение художников или общество поклонников искусства в Скандинавии и Германии, многие выбрали его своим почетным членом. Письма и телеграммы шли из Чехословакии и Венгрии, Швейцарии и Шотландии. Директор любекского музея Гейзе выступил со специальной программой по немецкому радио – к этому моменту его уже известили о том, что с нового года он должен уйти на пенсию – по причине «полуеврейских взглядов на искусство». Даже таксисты с привокзальной площади Осло прислали Мунку телеграмму, где в почтительных выражениях желали всяческих благ, – как-никак он был одним из лучших клиентов!
Среди всего потока поздравлений, писем, статей, телеграмм и праздничных букетов два знака внимания заслуживают того, чтобы на них остановиться особо.
Во-первых, «за выдающиеся достижения в искусстве» Мунка наградили Большим крестом Святого Улава. Тут надо заметить, что присуждение ему звания кавалера ордена Святого Улава 25 лет назад было почти рутинным отличием, которого он удостоился как продуктивный художник, пользующийся определенной известностью за рубежом. Помимо Мунка свежеиспеченных кавалеров только в том году было тридцать. Но Большой крест – это совершенно другое дело. Начиная с 1847 года им награждали менее 90 раз; среди кавалеров Большого креста были в основном премьер-министры, управляющие королевской канцелярии и генералы. Людей искусства, получивших этот орден, можно пересчитать по пальцам одной руки – это Ханс Гуде, Хенрик Ибсен, Эдвард Григ, Юнас Ли и Густав Вигеланн. В последний раз Большим крестом награждали четыре года назад, и вот теперь его кавалером стал Мунк. Художник отпраздновал это событие в узком кругу – среди избранных были только Хёст и Тис.
Спустя год Мунк получил и орден Почетного легиона.
Еще одно весьма неожиданное поздравление тоже пришло из высшей государственной инстанции: «Творчество Эдварда Мунка, возросшее на германо-скандинавской почве, говорит со мной голосом самой жизни. Его картины – как пейзажи, так и изображения людей – исполнены глубокой страсти. Мунку нет дела до академических формальностей, он стремится проникнуть в самую суть природы вещей и остановить это мгновение истины на своей картине. Благодаря присущей ему силе и оригинальности духа – черт исконно нордической культуры – он освобождается от пут натурализма и возвращается к самому истоку творческих устремлений народа.
Таким мне видится труд Мунка, и от лица всех немецких художников я поздравляю великого норвежского мастера с семидесятилетием и желаю ему всего наилучшего».
Отправитель поздравления был не только министром в немецком правительстве, а еще и президентом недавно основанной Имперской культурной палаты, призванной управлять жизнью искусства в Германии. Звали его Йозеф Геббельс.
Стоит, однако, заметить, что поздравление не было спонтанным порывом Геббельса. Оно явилось своего рода ответом на опубликованный в разных странах призыв газеты «Тиденс тейн» прислать свои отзывы о творчестве Мунка.
Новогодние праздники ушли у Мунка на то, чтобы разобрать поздравления и поблагодарить за них: «У меня просто голова идет кругом».
Из Германии постоянно приходили письма, по которым можно было судить о том, что творится в стране. В январе Мунку написал его старый – еще с 1890-х годов – знакомый Герман Розенберг, муж сестры Макса Рейнхардта, и попросил прислать несколько картин для продажи, с тем чтобы хоть немного заработать на комиссионных. Он был евреем, и его лишили всех средств к существованию. В феврале пришел официальный отчет Берлинской художественной академии: почетного члена извещали о «временном» назначении нового президента. Послание заканчивалось словами «Хайль Гитлер!».
В марте сместили с должности директора гамбургского «Кунстхалле», и его место занял член НСДАП Харальд Буш. Буш был горячим поклонником ультрасовременного немецкого экспрессионизма, и в особенности Нольде, – на его взгляд, это и было истинно «нордическое» искусство. Но, разумеется, он отлично знал о существовании в партии могущественных сил, которые видели в новом искусстве признаки вырождения и общего декаданса. Поэтому он решил превратить «Кунстхалле» в своего рода внутрипартийный музей, заповедник, где можно укрыть сомнительные произведения.
Для выполнения этой задачи Мунк был просто необходим. Буш написал Генриху Гудтвалкеру, крупнейшему гамбургскому коллекционеру работ Мунка, с просьбой одолжить картины: «Мы планируем создать при “Кунстхалле” отделение современного искусства на совершенно новых основаниях. Как нам кажется, наше скромное собрание не в состоянии обеспечить необходимых аргументов для серьезной и ожесточенной дискуссии. Чтобы показать новейшую живопись в лучшем свете и придать экспозиции вес, мы уже связались со многими художниками…»
Но Гудтвалкер не пожелал ввязываться в это дело. Он категорически отказался одолжить картины. Поэтому Мунк был слабо представлен на «просветительской» выставке Буша, призванной, в частности, «пробуждать любовь к искусству и среди тех соотечественников, что ранее равнодушно проходили мимо “музейных картинок”».
Выставка имела успех, и Буш получил возможность продолжить реализацию своей идеи. В реорганизованном музее в самом последнем зале экспозиции, как своего рода торжественный заключительный аккорд, он поместил картины Нольде и мунковских «Купающихся мальчиков», которых одолжил Шифлер.
Одновременно Буш решил обеспечить себе пути к отступлению и опубликовал в «Гамбургер тагеблатт» статью, посвященную семидесятилетию Мунка, которую щедро сдобрил рассуждениями на тему идеологии искусства. В статье Буш сделал вывод, что искусство Мунка, несмотря на свой «благородный скандинавско-германский характер», представляет собой ступень в развитии, которую национал-социализму необходимо преодолеть, в результате чего на смену индивидуализму Мунка должно прийти «коллективное творчество».
