Но Яппе выставил все, что прислал Мунк, за исключением «Амандуса» – карикатуры, в которой главный редактор «Афтенпостен» был изображен удобряющим – в буквальном смысле слова – сад искусства. Впрочем, эта карикатура вряд ли могла серьезно повредить репутации Мунка. Дело в том, что изменилась расстановка сил в среде норвежских художников. Енс Тис наконец-то получил пост директора Национальной галереи – он вступил в полномочия перед самым Рождеством 1908 года. Никто не сомневался, что он начнет масштабные закупки произведений современного искусства, и это подталкивало к решительным действиям других покупателей. К Нёррегору обратился некий Пауль Ингебритсен, желающий купить сразу несколько картин Мунка, но при условии, что ему будет сделана приличная скидка. Вскоре выяснилось, что за Ингебритсеном стоит Расмус Мейер – крупный бергенский коллекционер и богатейший владелец мукомолен, человек, отвечающий за закупку четвертой части всего ввозимого Норвегией зерна.
С самого первого дня выставка превратилась в полный триумф Мунка.
Начало хвалебному хору положили газеты. «Верденс ганг» объявила, что выставка обладает «неодолимой притягательной силой». «Норске интеллигенсседлер» написала, что все картины сливаются в «гармоничное целое: дерзкая сила в соединении с почти болезненным изяществом». «Моргенбладет» прибавила, что выставка способна «убедить любого в могучем таланте Мунка». Да, не забудем и «Афтенпостен», которая похвалила Мунка «за блестящую и оригинальную технику».
Любопытствующая публика устремилась на выставку, и – о чудо из чудес! – люди начали покупать графику. 8 марта Яппе впопыхах пишет на обороте конверта: «Торговля идет великолепно. Уже продано более чем на 2000 крон. Все время новые заказы. Успех феноменальный. Пишу прямо с выставки».
Но графика была только началом. 16 марта прибыли картины и открылась вторая часть выставки. Между тем Мунку не понравилась рецензия на первую часть, которую опубликовала «Дагбладет», о чем он не замедлил сообщить друзьям. Тогда за перо взялся сам Гирлёфф:
…Этот праздничный карнавал красок, эта щедрая, переливающаяся через край манифестация творческой силы, которая свидетельствует о постоянно обновляющемся таланте мастера!
Для человека из серого города, привыкшего видеть здесь такое же серое, слащавое и лукавое искусство… выставка Мунка у Блумквиста будет настоящим праздником для глаз.
Понятно, что по части выспренности превзойти написанное Гирлёффом было трудно, но «Моргенбладет» сделала такую попытку; во всяком случае, ей удалось найти весьма точные слова для обозначения переворота, случившегося в общественном сознании: «Природа искусства Мунка такова, что с годами оно приобретает все больше поклонников. Как и все великое, оно обгоняет время. Человеку нужно к нему привыкнуть».
Норвежский триумф Мунка кажется почти чудом – создается впечатление, будто восхищение, которое искусственно сдерживалось какими-то силами, внезапно вырвалось наружу и разом захватило всех. Произошедшее нельзя объяснить одной причиной. На художника сработало время: публика «училась» и наконец смогла понять его творчество. Конечно, немаловажную роль сыграло и то, что друзья и поклонники Мунка постепенно достигли административных и общественных высот, откуда могли не только влиять на настроения общественности, но и даже управлять ими. Да и сам Мунк больше не был молодым бунтарем – ему исполнилось 45 лет, и влияние его идей на молодых художников с каждым годом росло.
Лучше всего перемены в положении Мунка иллюстрирует появление у него нового мецената – Расмуса Мейера. Торговец зерном принципиально отличался от Улафа Скоу, который мечтал о славе авангардиста – художника и поэта; в 1908 году Скоу даже издал сборник чрезвычайно невыразительных стихов, написанных в изрядно устаревшем стиле 1890-х годов. Мейер же был обыкновенным собирателем; он поставил перед собой задачу создать коллекцию выдающихся произведений норвежского искусства прошлого и современности.
Но решающим в закреплении за Мунком роли ведущего художника новой, независимой Норвегии стало признание за границей, прежде всего в Германии, где поначалу немногочисленные, разбросанные по стране поклонники его искусства настолько прибавили в численности, что превратились в серьезную силу. К 1905 году «новое» искусство достигло некой «критической массы», что дало ему признание в обществе и обеспечило экономическую поддержку. Отчасти это продемонстрировала большая «немецкая кампания» Мунка в 1908 году. А то, что творчество Мунка по-прежнему вызывало споры, только усиливало интерес к нему.
Превращению художника-бунтаря, создающего новое, ломающее все каноны искусство для небольшой группки самозваной элиты, в фигуру, которая пользуется признанием у широкой общественности, в случае с Мунком сопутствовало появлению новых тенденций в его живописи. Настоящее признание ему принесли не фризы 1890-х годов, не экзистенциальные картины, исполненные глубокого психологизма, а прежде всего изображения природы, серии портретов девочек и женщин на мосту и картины, казалось бы, чисто декоративного свойства. Впрочем, и в декоративных картинах Мунк не обходился без провокации; хорошим примером этому могут служить «Купающиеся мужчины», не говоря уже об «Альфе и Омеге».
Важнейшим направлением работы Мунка были портреты – как живописные, так и графические. Они стали для Мунка не только источником дохода и способом приобрести поклонников среди богатых и влиятельных людей, но и средством добиться признания критики, которая охотно ругала все, что делал Мунк, и лишь для портретов порой делала исключение, находя в них доказательство того, что в «безумии» художника кроется зерно истинного таланта. Теперь портреты окончательно перевесили чашу весов общественного мнения в пользу художника – вдруг стало ясно, что Мунк добился полного признания. Хельсинкский рецензент писал: «Наивысшей точки мастерство Мунка достигает в портретах. Его проницательный анализ – так и хочется сказать жертвы, его удивительная способность использовать сочетания цветов, чтобы обнажить сокровенный внутренний мир модели, придают портретам Мунка редкую энергетику, которая позволяет ему добиваться высокой степени художественного обобщения».
Енс Тис, свежеиспеченный директор Национальной картинной галереи, решил осуществить массовую закупку картин с выставки Мунка и обратился в Министерство просвещения с просьбой выделить на это 10 000 крон. Мунк пообещал Тису отдать за эту сумму пять картин, что было намного дешевле реальной стоимости полотен, и на принятие окончательного решения дал четыре дня. Тис сумел уложиться в отведенный срок, хотя ему ради этого пришлось пойти на публичную ссору с Кристианом Крогом, который после истории с открытками превратился в самого непримиримого противника Мунка.
Среди членов спешно организованного Тисом закупочного комитета был и «приторный» Арне Кавли. Вряд ли он был настроен против Мунка. Возможно даже, что со временем он стал лучше понимать старшего коллегу – ведь и у него с Туллой ничего хорошего не вышло: год спустя после того, как они расстались, Тулла вышла замуж вторично.
Абсолютный триумф Мунка завершился на пафосной ноте. 29 марта в «Дагбладет» появилось хвалебное стихотворение в честь Мунка, озаглавленное «Жизнь – это цвета». За подписью «Кюнг» скрывался Гирлёфф, пошедший на штурм поэтических высот. Вот что он написал по этому поводу Мунку: «Сегодня я решился-таки снять с чердака свою лиру и сочинил несколько строф в знак благополучного увенчания всех трудов». И дальше: «Ты можешь спать спокойно. Победа за тобой».
