Долгое время советское руководство наивно надеялось на то, что в силу очень сильных антиамериканских настроений части японской политической элиты после истечения срока действия договора «О безопасности» Токио войдёт в число нейтральных государств, что создаст хорошую базу для заключения мирного договора двух стран. Однако в январе 1960 года японское правительство военного преступника Нобусукэ Киси (кстати, деда нынешнего премьера Синдзо Абэ) заключило с Вашингтоном новый Договор «О взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности между США и Японией», который продлил неравноправный военный союз двух держав ещё на десять лет.
В связи с этим обстоятельством 27 января, 24 февраля и 22 апреля 1960 года Москва направила в Токио аж целых три «Памятные записки»
[733], в которых известило японскую сторону о том, что подписание этого договора «находится в противоречии с Совместной советско-японской декларацией», и в этой связи «обещание советского правительства о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотана» выполнить просто невозможно. Более того, неуклюжая попытка японского правительства представить дело таким образом, что в ратифицированной «Совместной декларации стороны якобы договорились» дальше продолжить обсуждение территориального вопроса не соответствует действительности. Советское правительство решительно «отклоняет такое утверждение, поскольку подобной договорённости в действительности не было и не могло быть» в принципе. Совершенно надуманный «территориальный вопрос между СССР и Японией решён и закреплён соответствующими международными соглашениями».
После этих событий советско-японские отношения практически сошли на нет, хотя временами казалось, что какая-то подвижка будет, в том числе и в деле заключения мирного договора, как это было в мае 1964 года, когда Японию во главе парламентской делегации посетил первый заместитель председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян. Однако к тому времени Япония уже окончательно втянулась в пучину холодной войны и главным лозунгом всех японских реваншистов стал лозунг возврата северных территорий.
б) Отношения с Китаем
Как известно, после XX съезда в мировом коммунистическом движении возникли довольно большие разногласия, преодолению которых должно было послужить Совещание представителей рабочих и коммунистических партий, прошедшее в Москве 16–19 ноября 1957 года. Подготовка к этому совещанию, которое было сознательно приурочено к празднованию 40-летнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции, шла довольно трудно и напряжённо, о чём более чем зримо говорили многие события, в том числе и Московское совещание лидеров стран Восточного блока, прошедшее в июне 1956 года, поездка председателя Госсовета КНР Чжоу Эньлая по странам Восточной Европы в январе 1957 года, личная встреча маршала И.Б.Тито и Н.С.Хрущёва в Румынии в начале августа 1957 года и, наконец, рабочий вояж двух заведующих Отделами ЦК по связам с компартиям соцстран и капстран Юрия Владимировича Андропова и Бориса Николаевича Пономарёва в Белград в середине октября 1957 года
[734].
Основным камнем преткновения, о который и споткнулся Н.С.Хрущёв, стала его попытка соединить несоединимые вещи — «ревизионизм» И.Б.Тито и «сталинизм с китайской спецификой» Мао Цзэдуна, которые были к тому же добротно приправлены диаметрально противоположным отношением ко всему теоретическому наследию И.В. Сталина и практике строительства «сталинского социализма» в Советском Союзе и государствах Восточного блока. Неслучайно два ближайших соратника маршала И.Б.Тито Александр Ранкович и Эдвард Кардель, представлявшие Союз Коммунистов Югославии на этом представительном международном форуме, в категорической форме отказался принимать участие в т. н. «малом» совещании лидеров соцстран, которое прошло накануне «большого» совещания 14–16 ноября 1957 года, и подписывать его итоговую Декларацию.
Само же это совещание, которое тот же А.С. Стыкалин пытается представить как некую попытку реинкарнации Коминтерна или Коминформа, положило начало новой форме совместной работы просоветских политических структур, для участия в котором прибыли лидеры и делегации 64 коммунистических и рабочих партий со всех уголков мира, в том числе признанные руководители крупнейших европейских компартий Италии, Франции и Испании Пальмиро Тольятти, Морис Торез и Долорес Ибаррури. Но даже среди этих титанов самой яркой фигурой стал, безусловно, вождь КПК Мао Цзэдун, для которого это был уже второй, но, как оказалось, и последний визит в Москву. На удивление все выступления, как и довольно острая дискуссия, разгоревшаяся в Кремле, никак не освещались в советской партийной печати. Только после окончания работы совещания в центральных органах партии были опубликованы два документа, вышедшие из аппаратов Ю.В.Андропова и Б.Н.Пономарёва: Декларация совещания представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран и Манифест мира. В первом итоговом документе одобрялись все решения XX съезда, говорилось об общих закономерностях процесса вызревания пролетарской революции как непременного условия крушения капитализма, но тут же подтверждался новый тезис о многообразии форм движения к социализму, громогласно говорилось о творческом развитии идей марксизма-ленинизма и одновременно громились «оппортунизм», «ревизионизм» и «догматизм» как крайне опасные и недопустимые явления в рабочем и коммунистическом движении и т. д. Во втором документе участники совещания, указав на очевидный рост очень агрессивной политики ведущих империалистических держав во главе с США, призвали все народы мира к бдительности и «к самым активным и консолидированным действиям против поджигателей войны».
Вместе с тем было хорошо известно, что на этом совещании председатель Мао, поддержанный лидерами ряда компартий, прежде всего КНДР, Албании и Индонезии Ким Ир Сеном, Энвером Ходжей и Дипой Айдитом, довольно открыто критиковал хрущёвский «ревизионизм» и призывал лидеров других компартий не бояться «третьей мировой войны», которая навсегда покончит с мировым империализмом. Однако Н.С.Хрущёву всё же удалось протащить в итоговые документы все советские тезисы, а китайцы, желая сохранить существующий миф о единстве всего социалистического лагеря и мирового коммунистического и рабочего движения, все же согласились подписать заключительную Декларацию, со многими пунктами которой они были не согласны в принципе, особенно что касалось критики «сталинского культа».
