Тем временем в конце декабря 1958 года А.А. Громыко представил на суд Н.С.Хрущёва проекты двух мирных договоров: совместного договора СССР, США, Великобритании и Франции с ФРГ и ГДР и двустороннего сепаратного договора между СССР и ГДР. Причём в пояснительной записке он заметил, что, «разумеется», западные державы не согласятся с общим договором, так как он неизбежно вызовет развал НАТО. А раз так, то Москва будет вынуждена заключать отдельный договор с ГДР. Но Н.С.Хрущёва это не смутило, и текст второго договора был отправлен в Берлин. Через месяц, в феврале 1959 года, В.Ульбрихт послал в Москву свои замечания к этому проекту, где особо подчеркнул, что «территория Западного Берлина должна рассматриваться… как часть территории ГДР»
[755].
Между тем, как верно подметили ряд историков, новое обострение ситуации вокруг Берлина хронологически совпало с концом эпохи Дж. Даллеса, который в апреле 1959 года ушёл в отставку с поста госсекретаря и вскоре скончался от тяжёлой болезни. Для многих, прежде всего в самом Вашингтоне, становилась всё очевиднее несостоятельность его доктрины «массированного возмездия», в противовес которой начальник штаба сухопутных войск США генерал-майор Максвелл Тейлор сформулировал новую доктрину «гибкого реагирования», предполагавшую избирательное использование в случае кризисных ситуаций не столько ядерного оружия, сколько широкого набора всего комплекса военных средств, включая и обычные силы. Позднее он с успехом воплотил свою доктрину в жизнь, став военным советником президента Дж. Кеннеди.
Тем временем президент Д. Эйзенхауэр, отказавшись от идеи военных конвоев, предложенную генералом Л. Норстадом, принял решение полностью доукомплектовать все американские части в Европе и после некоторых колебаний утвердил план чрезвычайных действий, который предусматривал ряд новых мер, в частности: 1) непризнание замены советских армейских частей гэдээровскими частями на коммуникациях, ведущих в Западный Берлин; 2) сопровождение конвоев вооружённой охраной, которая в случае принудительной остановки вправе открывать огонь; 3) эвакуацию семей американских дипломатов и служащих из Берлина, а возможно, и из всей Германии.
Между тем уже в начале февраля 1959 года на автобане Берлин — Хелмштедт советские блокпосты остановили продвижение нескольких американских и британских конвоев. Вашингтон отреагировал на этот инцидент довольно нервно, вплоть до заявления министра обороны Нила Макэлроя о возможности превентивной войны против СССР. А Лондон, напротив, настолько сильно испугался, что 21 февраля 1959 года премьер-министр Гарольд Макмиллан срочно вылетел в Москву для переговоров с Н.С.Хрущёвым, в ходе которых договорились провести новую сессию СМИД по «берлинской проблеме».
Однако американская сторона проигнорировала эти соглашения, и ситуация вокруг Берлина стала только обостряться. В марте — апреле 1959 года по вине Вашингтона в небе над Берлином произошло несколько опасных инцидентов между американскими транспортниками и советскими истребителями, а из Хел-мштедта в Западный Берлин все конвои теперь стали идти только в сопровождении американских патрулей. Затем в конце мая Москва и Вашингтон обменялись взаимными угрозами по поводу размещения своих ракетных баз на территории ФРГ, Турции, Греции, Болгарии и Албании. А своего апогея воинственная риторика достигла 23 июня 1959 года, когда Н.С.Хрущёв в беседе с отставным губернатором штата Нью-Йорк Авереллом Гарриманом, подтвердив позицию Москвы в отношении берлинского вопроса, заявил ему, что «если вы пошлёте свои танки на Берлин, они будет сожжены» и «если вы хотите войны, то вы её получите»
[756].
Однако спустя всего две недели, 7 июля 1959 года, на встрече с американскими сенаторами в Кремле Н.С.Хрущёв резко поменял свою риторику и намекнул им о своём желании посетить их «замечательную страну». На следующий день на своей пресс-конференции президент Д. Эйзенхауэр выразил недоумение по поводу этого желания, однако всё же не исключил возможности такого визита Н.С.Хрущёва в США. Хотя подобная реакция американского президента была довольно странная. Дело в том, что о возможности такого визита речь шла ещё весной 1959 года, когда в США летал А. И. Микоян, где он встречался и с Д.Эйзенхаэу-ром, и с Дж. Даллесом. Как бы то ни было, но уже в конце июля 1959 года официальное приглашение посетить Вашингтон советскому лидеру привёз лично вице-президент США Ричард Никсон, прилетавший в Москву на открытие американской выставки в Сокольниках.
15-27 сентября 1959 год состоялся первый в истории двух стран официальный визит советской делегации в США. За время этого визита Н.С.Хрущёв и члены делегации — министры иностранных дел и высшего образования А.А. Громыко, В.П.Елютин, председатели Днепропетровского совнархоза и Комиссии по мирному использованию атомной энергии Н.А. Тихонов и В.С. Емельянов, а также выдающийся советский писатель М.А. Шолохов — посетили несколько американских штатов и городов, в том числе Вашингтон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сан-Хосе и Питсбург. В ходе всех этих поездок постоянно шли встречи и переговоры с Д. Эйзенхауэром, новым госсекретарём Г.А.Гер-тером, мэром Нью-Йорка Р. Вагнером, А.Гарриманом, Э. Рузвельт, Р. Гаретом и многими другими представителями американской политической и деловой элиты. В центре внимания большинства этих встреч были в основном три проблемы: вопросы разоружения, берлинский вопрос и проблемы взаимного торгово-экономического сотрудничества. Ну и кроме всего прочего, глава советской делегации побывал на осенней сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где выступил с большой речью, посвящённой проблемам разоружения, германскому вопросу и вопросу принятия КНР в члены ООН
[757].
Между тем, вернувшись из поездки в Америку, Н.С.Хрущёв продолжил «игру мускулами» и уже 6 октября 1959 года открыто заявил, что Москва «опережает все другие страны в производстве ракет». Затем до конца года он ещё трижды утверждал, что «в настоящее время мы накопили такое количество ракет, такое количество атомных и водородных боеголовок, что если они нападут на нас, то мы сотрём с земли всех наших потенциальных противников»
[758]. Более того, в своём последнем заявлении, произнесённом в Будапеште 1 декабря 1959 года, он вновь стал угрожать подписанием сепаратного мирного договора с ГДР и сделал ряд грубых личных выпадов в адрес К. Аденауэра.
В середине января 1960 года, заявив о том, что Советский Союз «на несколько лет опережает другие страны в создании и производстве межконтинентальных баллистических ракет», Н.С.Хрущёв бравурно объявил о самом масштабном сокращении советских Вооружённых сил на 1.200.000 человек. Хотя уже тогда зарубежной разведке, в том числе благодаря вербовке О.А. Пеньковского, было очевидно, что советский лидер просто блефует, поскольку на конец 1959 года в арсенале США было 15.468 ядерных зарядов, а в арсенале СССР — всего 1.060
[759]. В том же январе 1960 года в Берлине прошла встреча нового советского посла в ГДР М. Г. Первухина и заместителя министра иностранных дел В.С. Семёнова с лидером СЕПГ В.Ульбрихтом, уже давно находящемся в алармистском состоянии. Своим собеседникам он прямо заявил, что боннское правительство в любой момент может пойти на военную провокацию, в частности бомбардировку Дрездена и Лейпцига тактическими ракетами, и в этой ситуации правительству его страны ничего не остаётся, как нанести ответный удар по Бонну. Эта угроза произвела сильное впечатление на них, о чём они немедленно сообщили в Москву. Однако Н.С.Хрущёв промолчал, так как готовился к Парижской встрече в верхах и к ответному визиту президента Д. Эйзенхауэра в Москву, о чём договорился с ним ещё во время своего визита в США
[760].
