До недавнего времени ещё одной проблемой был вопрос о том, как и когда высшее советское руководство приняло решение о размещении ядерных ракетных комплексов на Кубе. В публицистической и даже в исторической литературе долгое время тиражировалась байка г-на Ф.М. Бурлацкого
[774], что данное решение было принято лично Н.С.Хрущёвым во время его официального визита в Болгарию, когда, прогуливаясь с министром обороны Р.Я. Малиновским по набережной Варны, тот, указав ему в сторону Турции, приватно сообщил, что там размещены американские ракеты PGM-19 Jupiter, которые за двадцать минут могут долететь до Москвы. Срочно вернувшись обратно домой, в самом конце мая 1962 года Н.С.Хрущёв провёл беседу в узком кругу с участием А.И.Микояна, А.А.Громыко и Р.Я.Малиновского, где и поведал им о своей идее разместить советское ядерное оружие на Кубе. А уже на следующий день на расширенном заседании Совета Обороны СССР все его члены, невзирая на возражения А.И.Микояна, поддержали Н.С.Хрущёва, и тот дал указание срочно начать проработку данного вопроса. Чуть позже появилась и версия Д.А. Волкогонова
[775], который заявил о том, что весной 1962 года «на одном из заседаний Политбюро ЦК» (так у Д.А.Волкогонова — Е.С.), где обсуждался доклад Р.Я. Малиновского об испытании новых баллистических ракет, Н.С.Хрущёв впервые и поставил вопрос о размещении советских ракет на Кубе. Несмотря на то что в архивах этот факт не нашёл своего подтверждения, А.А. Фурсенко
[776] посчитал эту версию не такой уж «фантастической», поскольку «она соответствует образу мыслей и поведения» самого Н.С.Хрущёва. По его мнению, в любом случае этот вопрос обсуждался в Кремле в марте-апреле 1962 года, особенно после того, как хрущёвский зять Алексей Иванович Аджубей представил в ЦК отчёт о своей поездке в США и переговорах с президентом Дж. Кеннеди
[777]. Позднее эту версию также поддержал и С.А. Микоян
[778], который, ссылаясь на воспоминания отца, заявил, что действительно где-то в конце апреля или в начале мая после доклада Р.Я.Малиновского Н.С.Хрущёв принял решение о размещении ядерных ракет на острове Свободы.
Между тем в начале мая 1962 года в Москву был вызван советник советского посольства в Гаване, а на самом деле кадровый чекист и резидент советской разведки Александр Иванович Алексеев. По прилёту в столицу он был сразу принят самим Н.С.Хрущёвым, от которого узнал о своём назначении новым советским послом в Гавану. Дело в том, что первый советский посол С.М.Кудрявцев, в отличие от А.И. Алексеева, так и не смог установить доверительных личных отношений с кубинским руководством, что, по мнению Москвы, было очень большим минусом в деле реализации задуманного плана. Именно поэтому, напутствуя нового посла, Н.С.Хрущёв дословно заявил ему следующее: «Ваше назначение связано с тем, что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками», так как «только это может оградить Кубу от прямого американского вторжения»
[779]. Через пару дней он вновь был вызван в Кремль, где прошла ещё одна конфиденциальная встреча, но теперь уже с участием Н.С.Хрущёва, А.И.Микояна, Ф.Р.Козлова, Ш.Р.Рашидо-ва, А.А.Громыко, Р.Я.Малиновского и С.С.Бирюзова. В ходе этого приватного разговора были согласованы все детали, и вопреки устоявшемуся мнению о некой «фронде» А.И.Микояна, никто реально не высказался против установки советских ракет с ядерными боеголовками. Правда, А.А.Громыко и А.И. Алексеев всё же высказали робкие сомнения относительно того, что их удастся разместить скрытно, но на этот довод уже никто внимания не обратил. И лишь после этого решения Н.С.Хрущёв по приглашению Первого секретаря ЦК Компартии Болгарии Тодора Живкова вылетел с официальным визитом в Софию.
Судя по документам, окончательное решение по Кубе было принято 24 мая 1962 года на совместном заседании Президиума ЦК и Совета Обороны СССР
[780]. А уже 28 мая для согласования всех рабочих вопросов с кубинским руководством в Гавану вылетела советская партийно-правительственная делегация в составе кандидата в члены Президиума ЦК, Первого секретаря ЦК КП Узбекистана Шарафа Рашидовича Рашидова, назначенного для конспирации главой этой делегации, заместителя министра обороны и главкома РВСН маршала Советского Союза Сергея Семёновича Бирюзова, заместителя начальника Главного штаба ВВС генерал-лейтенанта
Сергея Фёдоровича Ушакова и сотрудника Главного Оперативного управления Генштаба генерал-майора Петра Алексеевича Агеева, которые также для сокрытия истинных целей визита летели под вымышленными фамилиями. Вместе с ними на Кубу вылетел и новый советский посол А.И.Алексеев. Несмотря на изначальный скепсис по поводу позиции кубинского руководства, которое было явно озадачено советским предложением, после многочасовой личной встречи с Фиделем и Раулем Кастро, а затем и с Че Геварой и детальных разъяснений со стороны Ш.Р. Рашидова было получено их полное согласие на размещение советских ракет и принято решение, что для уточнения конкретных деталей предстоящей операции в Москву вылетит Рауль Кастро.
Во время этого визита, прошедшего в начале июля 1962 года, и ряда встреч с Н.С.Хрущёвым и Р.Я.Малиновским был предварительно согласован текст секретного договора о размещении советских Вооружённых Сил на территории Республики Куба. Кстати, сам Р. Кастро предлагал придать ему гласный и официальный характер, но Москва не пошла на этот шаг. И в результате, парафировав этот договор, он повёз его в Гавану для полного согласования со старшим братом и другими членами высшего кубинского руководства. И только после этого уже в конце августа 1962 года в крымскую резиденцию Н.С.Хрущёва прибыла новая делегация кубинцев во главе с Э.Че Геварой, которая привезла ему отредактированный текст этого договора. Однако он так и не был подписан, поскольку Н.С.Хрущёв почему-то побоялся дать козыри в руки противников Дж. Кеннеди на выборах в Конгресс США, и это дело ограничилось только публикацией совместного коммюнике, а вся дальнейшая работа уже шла исключительно на базе устных договорённостей между Москвой и Гаваной
[781].
