– Понятно. – София зябко повела плечами. – Ну, а потом… Когда все стало меняться?
– Нам с тобой, София, трудно понять… – Фридрих замолчал. Он попытался найти как можно более убедительные слова для того, чтобы объяснить то, что собирался сказать, но воспаленное, измученное сознание не подсказывало ничего дельного. – Как можно сделать так, чтобы миллионы и миллионы людей буквально ловили каждое твое слово в немом обожании, постепенно превращая тебя едва ли не в идола? И в этом безбрежном море восторгов не слышно ни единого слова протеста. Поневоле начинаешь думать, что ты способен на все, что ты бог.
– Наверное, это так, – проронила едва слышно София, уткнувшись в его плечо.
– Однако постепенно стало наступать прозрение. Еще до начала войны я ужаснулся тому, что он сделал с евреями в самой Германии, как он стал притеснять религию. Я христианин, но мне пришлось скрывать свои религиозные убеждения в целях собственной же безопасности. К тому моменту меня уже привлекли к работе в службе внешней разведки. Выбора у меня не было. Меня бы тут же расстреляли, если бы я только посмел отказаться.
– Мой дорогой Фридрих, как же ты страдал все эти годы! – воскликнула София со слезами в голосе.
– Что мои страдания в сопоставлении с тем, что переживают тринадцатилетние мальчишки, когда им суют в руки ружье и заставляют убивать людей во имя целей, которые им абсолютно не понятны! – Фридрих тоже залился слезами. – И я своими действиями способствовал этому. Тоже посылал людей на смерть. Ты и понятия не имеешь, София, сколько ужасного я натворил. Прости мне, Господи, за все то зло, в котором я повинен. Ну а ты, София? – Фридрих уставился на девушку воспаленными глазами. – Ты сможешь простить меня? И я сам… Сумею ли я простить себя когда-нибудь?
– Фридрих, прошу тебя…
– Ты права, дорогая. Хватит с нас этих мрачных тем. – Он осторожно коснулся губами ее волос. – Здесь, в этом подвале, но рядом с тобой, мне так хорошо, так покойно… Я чувствую себя в полной безопасности. Если мне суждено умереть прямо сейчас, я умру счастливейшим человеком на свете.
Фридрих пристроился рядом с Софией и стал разглядывать тени на потолке, которые отбрасывала вверх керосиновая лампа.
– Эту ночь я запомню навсегда, – проронил он негромко. – Сейчас я точно знаю, что рай – совсем не такой, как его описывают в Библии. Это не прекрасные сады Эдема, не баснословное богатство и не власть, обеспечивающая тебе положение в обществе. Все это чисто внешнее, преходящее, ничего не значащее. Но вот я здесь, в этом сыром, темном и холодном подземелье, я, человек, уже приговоренный к смерти. Но я держу тебя в своих объятиях, и мне так хорошо, как не было никогда раньше, – с чувством произнес Фридрих. – Моя душа уже в раю, потому что я сейчас рядом с тобой.
– Фридрих, – вдруг взмолилась София, – держи меня крепче. Обними меня так, словно никогда и ни за что не отпустишь меня от себя.
Обитатели замка де ла Мартиньеров встретили первые проблески рассвета. Те, кто оставался наверху, не спали всю ночь, бодрствовали, снедаемые тревогой и страхом. Те же внизу тоже лежали без сна и тоже со страхом ожидали наступления нового дня.
В Лондоне Эдуард де ла Мартиньер проснулся с первыми лучами солнца. Его разбудил монотонный непрерывный гул, который становился все громче и громче, превращаясь по мере приближения в оглушительный рев. Он подошел к окну. Сотни самолетов в небе над столицей Великобритании устремились нескончаемым потоком вперед. 6 июня 1944 года. Началась высадка союзных войск в Европе.
В семь часов утра Конни услышала осторожный стук в дверь кухни. Открыла дверь и увидела на пороге Фридриха. Его глаза все еще полыхали огнем пережитых только что эмоций и чувств.
– Мне пора уходить, Констанция. Могу я попросить вас чашечку кофе и немного хлеба, если можно? Пожалуй, это станет моим последним завтраком на долгое время вперед.
– Сейчас сварю, – подхватилась Конни. – Кстати, у нас наверняка найдется и чистая одежда, в которую вы сможете переодеться. Вы ведь приблизительно одного роста с Жаком.
Даже находясь на некотором расстоянии от Фридриха, Конни чувствовала, как от него дурно пахнет.
– Вы очень добры, Констанция. София просит вас к себе. Она сказала мне, что у вас тут есть сад, в котором безопасно находиться. Она любит сидеть там. Говорит, что хотела бы попрощаться со мной именно в саду.
– Хорошо, – сказала Конни, ставя чайник с водой на плиту. После чего положила на стол хлеб, оставшийся от ужина. – Там, прямо за дверью на улицу, есть душ, где можно помыться. Чистую одежду я положу рядом.
Жак укатил на велосипеде в деревню за свежим хлебом. Конни поднялась к нему в спальню и, порывшись в гардеробе, отобрала кое-что из одежды, могущей подойти Фридриху. Сложила все в стопку и отнесла вниз.
– Выберите себе то, что вам будет впору. А я пойду отведу Софию в сад и вернусь за вами. А еще посмотрю, как у нас с деньгами. Можем ли мы снабдить вас в дорогу парой франков.
– Констанция, вы самый настоящий ангел во плоти. Я никогда не забуду того, что вы сделали для Софии и для меня. Большое вам спасибо.
Через пятнадцать минут Конни уже стояла под дверью в каморку Софии. Тихо постучала и вошла. София сидела на кровати с выражением полнейшего блаженства на своем прекрасном личике.
– Фридрих сказал мне, что ты хотела бы попрощаться с ним в саду.
– Да, если можно. Ведь мы сейчас расстаемся с ним надолго. Бог знает, когда свидимся. И мне бы хотелось, чтобы последние мгновения нашего свидания прошли так, словно мы оба свободные люди и можем ехать, куда нам вздумается.
– Понимаю. Но и ты должна помнить. Если что, нужно будет поспешно уходить.
– Конечно, Констанция. А теперь причеши меня, пожалуйста, и покрасивее. И на лице чтобы никаких следов грязи.
При тусклом свете, проникающим с улицы сквозь крохотное оконце под самым потолком, Конни постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы привести Софию в надлежащий вид. Впрочем, подумала она, София и без всяких посторонних ухищрений была прекрасна. Она вся светилась любовью, озаряя своим светом все вокруг. Конни вывела молодую женщину в сад и усадила за стол под каштаном.
– Я пойду за Фридрихом, – обратилась она к Софии.
– Спасибо. Какое сегодня прекрасное утро, – откликнулась та.
– Да, утро действительно славное, – согласилась с ней Конни.
Она заторопилась, оставив Софию одну в саду. Та сидела, с наслаждением подставляя лицо первым лучам солнца, вдыхала в себя весенние ароматы трав и цветов. В воздухе витал сильный запах лаванды, которая в обилие росла вдоль стен ограды по всему периметру сада.
– София!
– Ты так быстро, – улыбнулась она, раскрывая свои объятия ему навстречу. – Констанция ушла? Оставила нас одних?
Последовала короткая пауза, затем ответ:
– Да.
