На самом деле, как мы знаем, все было не так. И в течение нескольких лет фактор времени — до первого испытания — работал не на нас. Потому-то первая разработка РДС-1 и опиралась на широкое использование перепроверяемых в собственных опытах и расчетах разведывательных данных. Собственные оригинальные идеи были временно отставлены в сторону. Теперь же приходил их черед, и что-то было реализовано в авиационных бомбах РДС-2 и РДС-3, а вскоре в работе уже была первая советская термоядерная бомба РДС-6с.
В первой половине пятидесятых годов основные направления развития ядерного боевого оснащения вооруженных сил у нас и в США фактически совпадали. Единственно возможным средством доставки были тяжелые дальние бомбардировщики. Поэтому общая напряженная военно-политическая обстановка определялась «географией», и она была не в нашу пользу — США долгое время успешно использовали практическую недосягаемость собственной территории для наших средств доставки тех лет. Советская же территория, напротив, была уязвима с многочисленных зарубежных военных баз США. Американские базы вокруг Советского Союза одно время насчитывалось многими десятками. Стратегический бомбардировщик США, поднявшийся с территории Англии или Турции, легко достигал Москвы, в то время как наши самолеты с трудом могли добраться до США даже на двойном радиусе действия, то есть — в одну сторону.
Поэтому успех первого испытания стал лишь отправной точкой для начала большой оружейной работы. Начиналась пора поиска оптимальных научных, инженерных и организационных решений.
НАСТУПИЛА эта пора, впрочем, не сразу. Ветераны Атомной проблемы вспоминают, что в первый период после испытаний никто толком не знал — как там будет дальше? Уже известный нам В.И. Жучихин в своих воспоминаниях написал: «Поползли нелепые слухи, что задача выполнена, дальнейших работ проводиться не будет, и весь коллектив КБ-11 расформируют а сотрудников перераспределят по разным ведомствам».
Такие слухи могли распускать лишь люди некомпетентные — любой настоящий специалист, занятый в Проблеме, не мог не видеть неиспользованных резервов по своей части работ. Совершенствовать было что, и специалисты это понимали. Но слухи — явление сверхтекучее — обладают свойством проникать в душу глубоко. К тому же действительно наступило некое затишье, для рядовых сотрудников плохо объяснимое.
Объяснение, однако, было. «Наверху» осматривались и решали — в каком направлении развивать новый вид оружия, каким может быть его место в общей схеме обеспечения безопасности страны? Точнее, речь шла о корректировке ранее задуманного, потому что более чем за год до испытания РДС-1 — 10 июня 1948 года — по предложению Игоря Васильевича Курчатова, Бориса Львовича Ванникова и Юлия Борисовича Харитона вышло Постановление Совета Министров СССР № 1989-773сс/оп «О дополнении плана работ КБ-11».
Подписанное Сталиным, это Постановление определило задания КБ-11 на разработку более совершенных атомных бомб, которым было дано обозначение РДС-3, РДС-4 и РДС-5 (индекс РДС-2 был зарезервирован за зарядом на «пушечном» принципе сближения, но реально под этим индексом в 1951 году была испытана плутониевая бомба на принципе обжатия).
Сразу на три заряда «пороху» у коллектива КБ-11 тогда не хватило — все силы и средства ушли на РДС-1. Однако ни о каком расформировании КБ-11 ни у кого, и, прежде всего, у Сталина и Берии, даже мыслей не было. Слухи были изначально ложными, а страхи — пустыми.
Наоборот, после недолгой неопределенности наступила пора награждений, очень щедрых и многочисленных. В начале декабря 1949 года награжденные орденами, медалями и лауреатскими знаками за работу над РДС-1 без особой торжественности, строго индивидуально, получили в кабинете Зернова свои награды. Но о перспективах никому из них пока не сообщали.
Фишмана в кабинет директора не вызывали — наград он тогда не удостоился. Но в мае 1950 года ему все же вручили именную выписку из документа, оригинал которого подписал в Кремле сам Сталин.
На бланке Совета Министров СССР была отпечатана на машинке «Выписка из Постановления от 16 мая 1950 года № 2108-814» и она гласила:
«Совет Министров Союза ССР
ПОСТАНОВЛЯЕТ:
ПРЕМИРОВАТЬ нижеследующих научных, инженерно-технических работников, рабочих и служащих, отличившихся при выполнении специальных заданий:
ФИШМАНА Давида Абрамовича, старшего инженера-конструктора, — денежной премией в сумме 2500 рублей Председатель Совета Министров Союза ССР
И. Сталин
Управляющий Делами Совета Министров СССР
М. Помазнев».
Это была первая, пока скромная награда за новую работу. Но это была награда высшего государственного уровня, первая награда от Сталина.
Первая, но — далеко не последняя.
КО ВРЕМЕНИ, когда и Фишмана впервые вызвали в директорский кабинет для поощрения из Кремля, на Объекте вновь кипела работа… Все определилось — в конце
1949 года из Москвы приехал Курчатов, и всем, прямо причастным к Проблеме, стало известно, что перед КБ-11 поставлена задача совершенствования и развития атомного оружия. Принципиальные направления были понятны: повышение мощности атомных зарядов и их экономических показателей по использованию ядерного «горючего» при уменьшении габаритов и массы бомб.
Новые «изделия» задумывались как решающий шаг уже к полноценному оружию. То есть, необходимо было разработать такую боевую систему, которая могла бы эксплуатироваться в войсках и доставляться к цели самолетами-носителями без нарушения работоспособности после полетных нагрузок — вибрационных, температурных и т. д.
Была и еще одна особенность новых разработок: они базировались на отечественных идеях, и их конструкция была оригинальной, русской. Теоретикам, экспериментаторам и конструкторам предстояла большая работа. Последние слова выглядят, не возражаю, всего лишь общей фразой, но даже сегодня выразиться более конкретно возможности у меня нет. Скажу лишь, что идеи физиков однозначно вели к усложнению инженерного, конструкторского облика заряда, а это гарантировало генералу Духову и подчиненным ему конструкторам по-прежнему напряженную, зато увлекательную жизнь.
Новые веяния привели и к новой структурной перестройке внутри КБ-11. Первого марта
1950 года вышел приказ начальника «Объекта» об объединении научно-конструкторского сектора (НКС) № 38 (духовского) и НКС-47 (алферовского) в единый НКС № 5. Начальником его стал заместитель Главного конструктора Николай Леонидович Духов. Позднее этот объединенный сектор вновь разделился, и из него выделились оба «внииэфовских» КБ: первое — «зарядное», и второе — «головастиков» (по разработке головных частей). Однако в тот период, когда задачи зарядостроения начали впервые серьезно усложняться, объединение конструкторских усилий под одним началом было, очевидно, шагом, в системном отношении разумным. Да и в личностном отношении — тоже.
Владимир Иванович Алферов во всех воспоминаниях о нем предстает перед нами личностью по характеру и манерам непростой, с яркой и богатой биографией. Родившись в 1904 году в Ростове-на-Дону, он в ранней юности окончил школу садоводства и огородничества и сельскохозяйственный техникум в Петроградской губернии, а в 18 лет стал уже курсантом. Высшего военно-морского училища имени Фрунзе в Ленинграде.
