«Я был заворожен, наблюдая, как работал этот мощный тандем: Алферов — Фишман. В считанные часы был разработан план первоочередных мер по изучению причин поломки фланца силового корпуса заряда, и составлена программа совместных статических испытаний корпуса ГЧ и заряда на испытательных стендах КБ «Южное» в Днепропетровске.
В кабинете непрерывно звонил аппарат ВЧ, Владимир Иванович разговаривал с директорами серийных предприятий, договаривался об изготовлении и поставках крупногабаритных корпусных деталей заряда. При этом не забывал дать указание об аккордной оплате труда рабочих. Он распоряжался Военно-транспортной авиацией Министерства обороны, как гаражом собственного предприятия, непрерывно по ВЧ передавал временной график движения самолетов Ан-12 на предприятия и доставки собранных макетов в Днепропетровск.
Требовалось найти оптимальный вариант решения проблемы в конструкторском плане, а это было непросто: речь шла о практически серийном изделии с массой в несколько тонн, с метровыми габаритами! Но экстремальные условия — это была стихия Давида Абрамовича.
Он действовал четко, сосредоточено и смело принимал решения. Он умел видеть в любой проблеме главное и на нем концентрировать всю свою энергию. Независимо от общей стратегической программы действий были срочно разработаны исследовательские модели в масштабе 1:5 (то есть, в пять раз меньше настоящего заряда. — С.К.), которые можно было достаточно быстро изготовить на нашем предприятии, чтобы попытаться понять причину аварии. Ведь до этого на других аналогичных конструкциях при совместных испытаниях в условиях воздействия инерционных нагрузок не было расхождений в оценках прочности, а методики прочностных расчетов и статических испытаний не вызывали сомнений. И вдруг такой казус — да еще в самый неподходящий политический момент.
В итоге выяснилась невеселая картина. Как часто бывает «на войне», неприятности возникли на стыке двух «фронтов». В нашем случае — на стыке конструкции двух отраслей, Минсредмаша и Минобщемаша, в зоне соединения фланца заряда и шпангоута корпуса ГЧ. Фланец упрочнили…»
Уже после того, как вся эта история благополучно завершилась, Давид Абрамович сообщил близкому окружению, что в приватном разговоре Алферов признался: как только случилось ЧП, оргвыводы «наверху» почти сделали. Оба — и Фишман, и Алферов, Герои Социалистического Труда, корифеи, «висели на волоске», приказы на снятие их с работы уже были заготовлены. «Но, слава Богу, — резюмировал В.М. Воронов, — все обошлось. Лишь наши местные администраторы по собственной инициативе, так сказать, на всякий случаи, всех участников этой напряженной пятимесячной эпопеи полностью лишили квартальной премии. То есть, некие «меры» все-таки были приняты.»
Что ж, вот так они и жили: то — Ленинская премия, то — неполученная квартальная.
Причем, хотя зарядчикам пришлось существенно доработать корпус заряда и упрочнить его, в конце концов выяснилось, что причина той конкретной аварии с головной частью скрывалась, все же, в «епархии» ракетчиков — тепловая защита корпуса ГЧ была недостаточной, в результате произошел прогар, и головная часть на траектории спуска сгорела.
К СОЖАЛЕНИЮ, чаще всего воспоминания оружейников-зарядчиков — как и сама их работа — крайне секретны и поэтому обречены на хождение в весьма узком профессиональном кругу, среди тех, кто имеет соответствующие режимные допуски и понимает «соль» проблем без особых разъяснений, будучи и сам к делу причастен.
Поэтому, чем ближе к нашим дням, тем мой рассказ не может не становиться скупее и суше в деталях, которые касаются освещения основного дела жизни Давида Абрамовича. Ведь с того, что он делал, чем занимался, чем руководил в 70-е и 80-е годы, и сегодня не сняты самые высокие грифы секретности. В ту, уже давнюю, эпоху (теперь и о том времени можно говорить как об ушедшей эпохе) были созданы все заряды и боеприпасы, которые стоят на вооружении по сей день.
Последнее ядерное испытание в СССР было проведено в 1990-м году. В РФ ни одного испытания проведено не было — факт не только грустный, но и очень опасный, с какой точки зрения ни посмотри. Неиспытанное оружие — это не оружие!
Короче, о Фишмане-оружейнике семидесятых-восьмидесятых годов много рассказывать не получается, а вот о человеческом наполнении того периода в жизни Давида Абрамовича сказать можно.
В начальные свои «атомные» годы Давид Абрамович нередко вел почти кочевой образ жизни, пропадая на казахстанском полигоне. Однако со второй половины 50-х годов он там практически не появляется. На семипалатинской «Двойке» и на Новой Земле зарядное КБ обычно представляли «на высшем уровне» сам Евгений Аркадьевич Негин или его заместители по испытаниям, а позднее, зачастую — молодой, талантливый и энергичный младший соратник Фишмана — Станислав Николаевич Воронин (впоследствии он возглавит вначале 17-й сектор, а потом — и все зарядное КБ-1).
Сравнивая распределение времени Фишмана с образом жизни его, скажем, ракетных коллег, можно увидеть, что их графики жизни очень отличались. Королев, Янгель, Уткин вынуждены были много перемещаться по стране, присутствовать на пусках на разных полигонах — и для оперативного решения вопросов, которые без Главного не решить, и для набора того опыта, который дают ракетчику, двигателисту, прибористу только такие комплексные испытания как реальный пуск ракеты.
Кроме того, сборка ракеты ведется уже в монтажно-испытательном корпусе на полигоне. Тут тоже может понадобиться Главный…
Было время, Фишман тоже набирал свой профессиональный опыт, собирая первые РДС окончательно на полигоне. Но времена и заряды изменились. Современный ядерный заряд полностью собирается «дома», на опытном заводе. А потом — в контейнер, и на полигон. А там — лишь такие, достаточно типовые, контрольные проверки и работы, которые проводят испытатели специализированного подразделения КБ-1 совместно с представителями от конструкторов-зарядчиков.
Негин, Воронин (или руководители подразделений КБ-1, составляющие «низший высший эшелон») входили в круг ответственного руководства всей испытательной экспедицией, и в этом качестве были нужны и полезны. К тому же всегда сохранялась возможность острых «нештатных» ситуаций, требующих ответственного оперативного решения на месте. Однако Фишман был нужнее постоянно в КБ — он ведь принимал на себя ежедневную круговерть проблем и решений. И теперь на полигонах он бывал нечасто.
Но за каждой конкретной экспедицией на казахстанскую «Двойку» или Новую Землю он следил внимательно и, что называется, держал руку на пульсе. В одной из его записных книжек конца 60-х годов отыскиваются, например, графики подготовки очередного полигонного опыта с отметками — когда предполагается начать подготовку контрольной аппаратуры, аппаратуры подрыва и пр. Итоговым, четвертым пунктом стоит: «ГПА: При условии окончания] сварочн[ых]работ и цементирования] коробов 26.Х. 1900».
«ГПА» — это генеральная проверка автоматики непосредственно перед подрывом заряда. Этому пред-финишно-му этапу (финишным был сам подрыв) предшествовала большая подготовительная работа в уже готовой штольне. И эту подготовку Давид Абрамович тоже из виду не упускал, хотя и на расстоянии. В его записной книжке появлялись характерные записи типа: «КВИ-3 сбито на 21 мм. В какую сторону? Гудим!!!»
