Пожалуй, связь между одним и другим усматривается. И если вдуматься, в такой жесткой и беспощадной по отношению к себе и судьбе констатации не было бравады. Его жизнь и действительно порой была не сахар. Даже в семидесятые годы, со звездой Героя Социалистического Труда, с орденами и лауреатскими медалями на груди.
От временных душевных кризисов никто из подлинно творческих натур не застрахован. Но в целом можно сказать, что вторая половина семидесятых годов, а потом — и наступившие начальные восьмидесятые годы, стали для Фишмана временем спокойного — если можно так выразиться — триумфа. В 1977 году ему исполнилось всего шестьдесят. Через пять лет наступило 65-летие. Ни в душе, ни в теле старость не ощущалась, хотя порой годы и сказывались.
Однажды на каком-то новогоднем «капустнике» его жене — Евгении Николаевне — подарили мини-открытку с незатейливыми стихами:
Она лучшая мама!
В этом счастье и драма!
От Нины и Коли
Она как в неволе…
И тем более —
Что она красивая дама!
(Се ля ви — драма!)
Но и сам Давид Абрамович был не самым худшим папой, и даже более того — отцом он был образцовым. Вот, скажем, его письмо сыну из больницы, куда Фишман попадал не часто, но попадал:
«Дорогой мой Коленька!
Мама вчера мне сказала, что ты уже прочитал «20 тысяч лье под водой». Понравилось, наверное, тебе очень. Напиши мне, кто такой капитан Немо и почему он решил жить под водой.
А я вот в «Неделе» прочитал тоже очень увлекательную историю одного смелого путешествия, которое было предпринято совсем недавно. Это — короткая, но интересная заметка. Называется она «Безумству храбрых», начинается она на 6 стр. и продолжается на 14 и 15 стр. Обязательно прочти и напиши мне свое впечатление.
Через некоторое время, совсем скоро, ты сможешь прочесть «Путешествие на Кон-Тики» Тура Хейердала. Это тоже очень смелое путешествие на плоту через океан. Эта книга есть у нас, Нина поможет тебе ее найти. Коля, давай с тобой регулярно переписываться, хотя бы каждый день. Ну, будь здоров. Жду твоего письма. Целую.
Твой папа».
Еще одно письмо — теперь уже сразу сыну и дочери, написано тоже в палате больничного здания в городском медицинском городке «на Маслихе». Похоже, только оказавшись в постели на положении больного, Давид Абрамович находил время на писание. К тому же, детей ему не хватало — вот он и писал им.
Письмо без даты, но, судя по названию отличного детского фильма «Акваланги на дне», написано оно в середине 60-х годов:
«Дорогие мои ребятки Ниночка и Коленька!
Большое спасибо за коротенькое, но содержательное послание.
Вчера вечером мы с мамой из окна наблюдали, как вы шли на стадион. Из моего окна виден наш дом, вернее угадывается, т. к. он закрыт соснами. Когда завтра пойдете в бассейн, задержитесь возле автобусной остановки и помашите мне рукой, я буду за вами следить.
Жаль, что вы прозевали «Хижину дяди Тома». Коля, напиши мне содержание кино «Акваланги на дне» и пришли с мамой.
Нина, пришли мне I и II том фейнмановских лекций (классические лекции по физике. — С.К.) и «Сопротивление материалов» (лежат на швейной машинке). Конечно, если ты сама читаешь I том Фейнмана, то не надо.
Да, Нина, пришли мне решение задачи с катком. Для тебя это будет повторением.
Коля, твой карандаш оказался неудачным, пришли мне простой, лучше с резинкой.
Ребята, обязательно катайтесь на лыжах.
Нинок, как мы с Колей сделали (оборудовали тебе лыжи)? Довольна?
Жду завтра от вас более подробных писем.
Будьте здоровы. Слушайтесь маму. Целую крепко, крепко.
Папа».
К концу семидесятых дети выросли, «неволя» закончилась. Зато «лучшей маме», как и любящему папе, прибавилось лет. Но ведь и опыта жизни, и впечатлений от нее — тоже прибавилось!
День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем шли один год за другим. И каждый из них был не то что бы очень уж удачливым — все основные удачи и награды на долю героя моего рассказа уже выпали… Но каждый новый год был плодотворным и результативным. Каждый год начинались новые «завязки», новые проекты. Порой теоретики просто заваливали проектантов и конструкторов КБ-1 идеями и техническими заданиями.
Шел постоянный процесс совместных работ с внешним миром: коллегами по Минсредмашу, ракетчиками, учеными Академии наук, военными. Возникали новые направления исследований, новые проблемы, создавались новые отделы и расширялись старые. И все это — в уверенном деловом ритме, когда знаешь, что так или иначе, но проблемы будут решаться и будут решены, потому что мы умеем их решать и страна дает нам все для того, чтобы мы их решали.
Хотя с 1959 года Давид Абрамович оставался во все той же должности Первого заместителя Главного конструктора, его профессиональный статус рос и рос. Он возглавил Межведомственную комиссию по надежности, стал членом специализированных Советов по присуждению кандидатских и докторских степеней, был председателем секции Научно-технического совета института и членом НТС-2 (оружейного) Министерства среднего машиностроения.
О Фишмане тех лет хорошо написал Василий Тихонович Солгалов, давний его сподвижник, позднее ушедший на партийную работу:
«У него была потрясающе развита интуиция. Рассматривая вопрос сегодня, видел, что будет завтра в серии, в войсках. Был масштабен в мышлении, отлично знал зарядостроение и был инженером от бога: досконально знал конструкции зарядов, технологию применяемых материалов, газодинамику, внедрение в серию и серийное производство, эксплуатацию зарядов в хранилищах и воинских частях.
Он очень много сделал для установления работоспособной связи зарядчиков с разработчиками носителей, всегда уделял этим вопросам много внимания и всегда держал их под неослабным контролем. Он постоянно укреплял творческие связи с Главными конструкторами, разрабатывающими носители, директорами заводов, поставлявшими специальные материалы, с директорами серийных заводов».
К слову, об интуиции.
Однажды ведущий конструктор КБ-1 Юрий Герасимов принес Фишману на утверждение чертеж некой важной детали со многими тысячами повторяющихся элементов. Первый зам Главного долго смотрел на эту, как пишет Герасимов, «многотысячную рябь из точек и линий», и вдруг сказал: «А почему у вас эта точка нарушает симметрию картины?»
Все, кто разрабатывал и подписывал чертеж, знали, что Фишман прав, но конструкторы пошли на нарушение симметрии вынужденно, а на работоспособность это не влияло. Так Давиду Абрамовичу и объяснили, но он попросил еще подумать. В конце концов картина «поля» получилась симметричной по всем точкам и линиям, но поражает то, как
Фишман эту лишнюю точку сразу же усмотрел в том смешении тысяч точек, от которого действительно рябит в глазах!
