Его темные глаза сузились, но голос по-прежнему оставался мягким:
— Да, любовь моя?
— Позвольте мне написать Эллиоту и Бекки.
— И Эдварду Линдхерсту? — неожиданно резко спросил граф, но от Касси не укрылась скрытая за небрежным тоном боль.
— Да.
— Нет, Кассандра. Девушка быстро отстранилась:
— Почему, милорд? Вы боитесь, что Эдвард приедет сюда и увезет меня?
— Ему будет довольно сложно незаметно появиться в Генуе, — спокойно бросил он. Но в голосе уже не слышалось прежней мягкости.
— По крайней мере позвольте мне написать им, что я жива! И если вы настаиваете на этом, я не сообщу, где нахожусь.
— Нет, Кассандра, — вздохнул граф. — Ты напишешь брату только после того, как станешь моей женой и графиней Клер. Я не желаю, чтобы Эдвард Линдхерст скитался по Европе в поисках потерянной навеки любви. Я считаю это бессмысленной жестокостью.
— Жестокостью? По-вашему, меньшая жестокость то, что он считает меня погибшей?
— Да, потому что он должен тебя забыть. И когда Эдвард узнает, что ты замужем за мной, результат будет таким же. Ты больше никогда не станешь частью его жизни.
Касси села, прижимая одеяло к груди.
— Но как вы можете клясться в любви ко мне, когда держите меня в плену? Если вы желаете моего счастья, дайте мне возможность выбирать! Отпустите меня! Я не могу и не хочу стать вашей! — Она яростно погрозила ему кулаком и добавила:
— Неужели вы искренне считаете, что Господь дал вам право обладать мной, превратить в одну из своих дорогих вещей, как экипажи, лошади и драгоценности? Знайте, милорд, я принадлежу только себе, и никому больше, и никогда, слышите, никогда не позволю сделать себя предметом торга!
— Но я и не думал относиться к тебе как к вещи, Кассандра, — гневно взорвался граф, забыв о хладнокровии.
— В таком случае отпустите меня! Для окружающих я всего-навсего ваша последняя любовница, недостойная уважения в глазах порядочных людей! Ваш драгоценный братец, вне всякого сомнения, считает меня распутницей, шлюхой, грязной тварью. Возможно, итальянки падают ниц перед вашей самоуверенной надменностью и позволяют соблазнять их медовыми речами. Но я не из таких!
— Ты затеваешь бессмысленный спор и зря себя расстраиваешь. Я не хочу владеть тобой. Мое единственное желание — любить и лелеять тебя.
— Ха!
— Ты сама не знаешь, что говоришь, Кассандра. Касси задохнулась от бешенства, готовая наброситься на него с кулаками, но сумела сдержать гнев и холодно, издевательски бросила:
— Вы убеждали меня, милорд, что я не обладаю повадками потаскухи. Следовательно, можно предположить, что всему причиной ваши таланты умелого любовника. Поэтому впредь, если я захочу ублажить себя вашим телом, заранее сообщу!
— Вот как? — ответил он зловеще-вкрадчиво, моментально обезоружив ее. — Наверное, стоит написать Эдварду Линдхерсту и поздравить его с редкой удачей. Подумать только, ему не придется связать жизнь со сварливой ведьмой, от которой он, возможно, снова был бы рад вернуться к армейской службе, если, конечно, ты позволила бы ему носить штаны, иначе вряд ли бедняге удастся сбежать.
— А вы.., вы просто отвратительны! — задохнулась Касси.
— Я могу быть всяким, — уже спокойнее, снова став хозяином положения, возразил граф. — Но, кроме тебя, никто не старается подчеркнуть наиболее гадкие черты моего характера.
— Не смейте называть меня сага!
— Но я не подчиняюсь твоим приказам, ведьмочка. И, кроме того, ты повторяешься, Кассандра, а разговор в таком тоне крайне меня утомляет.
Он отвернулся от Касси, задул свечу и натянул одеяло. Засыпая, Энтони думал, что, видимо, такова его участь, по крайней мере пока — наслаждаться розой по ночам и страдать от уколов острых шипов днем.
Глава 14
Граф Чезаре Беллини стоял у камина из белоснежного мрамора, засунув большие пальцы в карманы светло-желтого фрака, и вопросительно глядел на хозяйку.
— Мой лакей передал, что ты хотела видеть меня, Джованна. Рад был услышать это; мне казалось, ты сегодня занята.
Графиня Джованна Джиусти едва заметно улыбнулась, показывая маленькие белые зубки, и нетерпеливо взмахнула изящной ручкой.
— Ты ведь знаешь, дражайший Чезаре, я всегда предпочитаю твое общество этому противному старикашке Монтальто. Он, раздуваясь от сознания собственной важности, сообщил мне, что граф Клер вернулся и приглашает его на виллу.
Она грациозной походкой приблизилась к Чезаре и положила крошечную ладонь на его рукав.
— Могу я предложить тебе бокал вина?
— Если уж мне не суждено завладеть твоими губами, Джованна, я согласен на вино.
Женщина звонко рассмеялась и обвила руками его шею.
— О, саго, проси все, чего пожелаешь. Она начала покрывать поцелуями шею и подбородок Чезаре и, наконец, подняла к нему лицо. Он быстро притянул женщину к себе и прижался к ее губам так сильно и страстно, что она, задыхаясь, оттолкнула его и укоризненно погрозила пальчиком.
— Мы не виделись всего лишь день, а ты ведешь себя, словно человек, проживший год на необитаемом острове!
Джованна немного помедлила, оглядывая его из-под опущенных черных густых ресниц:
— Я отпустила слуг на весь день и осталась в одиночестве, бедная несчастная вдова.
Ощутив, как ловкие пальцы коснулись разом ставших тесными брюк, Чезаре вздрогнул. Глядя на полураскрытые полные губы, он невольно представлял, как они ласкают его плоть. Они стали любовниками около пяти месяцев назад… Удивительно, что она все еще не остыла к нему.
— Я сделаю все, чтобы угодить одинокой вдове, — пообещал он, расстегивая пуговицы ее голубого бархатного платья.
С трудом дождавшись, пока они наконец окажутся в спальне, Чезаре с нескрываемым волнением следил за Джованной, медленно снимавшей одежду. Интересно, был ли его сводный брат так же очарован белым телом Джованны, дарила ли она ему наслаждение и так же ласкала ртом и руками?
Он лег на спину и лениво потянулся, пока женщина расчесывала длинные волосы цвета воронова крыла.
— Значит, Монтальто сообщил тебе, что граф вернулся?
Джованна повернула голову и ответила не сразу, но достаточно небрежно:
— Да.., и, кажется, твой уважаемый брат приехал из Англии не один.
Чезаре приподнялся на локтях, жалея, что никак не может увидеть ее глаза.
— Я надеялся, Джованна, что тебе все равно, даже если брат привез в Геную целый гарем.
Графиня отложила щетку и медленно повернулась к нему, маняще улыбаясь.
