Вскоре Чуйков смог получить еще одно очень весомое подтверждение того, сколь большое значение придавалось руководством страны выяснению ситуации на востоке и созданию инструментов для воздействия на происходящие в этом регионе процессы в интересах безопасности Советского государства. Его вызвали в Кремль для новой беседы. Неожиданно для себя он был приглашен в кабинет к И. В. Сталину. Чуйков впервые лично встретился со Сталиным. Поздоровавшись, Сталин сразу перешел к делу. Услышав от Чуйкова, что он готов выполнить новую для него миссию, Сталин ознакомил его с внутриполитической обстановкой в Китае и, словно угадывая, как показалось Чуйкову, его вопросы, объяснил, почему тот должен ехать к Чан Кайши, а не в китайскую Красную армию. Как вспоминал Чуйков, Сталин, в частности, сказал: «Казалось бы, китайские коммунисты нам ближе, чем Чан Кайши, им и должна быть оказана главная помощь… Но эта помощь выглядела бы как экспорт революции в страну, с которой мы связаны дипломатическими отношениями… Главное — это объединить все силы Китая на отпор агрессору. Ваша задача, товарищ Чуйков, не только помочь Чан Кайши и его генералам с умением воспользоваться оружием, которое мы им посылаем, но и внушить Чан Кайши уверенность в победе над японскими захватчиками… Ваша задача, товарищ Чуйков, задача всех наших людей в Китае — крепко связать руки японскому агрессору. Только тогда мы сможем избежать войны на два фронта, если немецкие агрессоры нападут на нашу страну…» К этому необходимо добавить, что Чуйкову с его аппаратом вменялось в обязанность своевременно информировать руководство о возможных планах нападения Японии на нашу страну. Что и говорить, задача, поставленная Чуйкову, была не просто не из легких, но казалась почти неразрешимой, учитывая тот клубок противоречий, в котором переплелись интересы китайских политиков, а также тщательно скрываемые истинные цели японских властей. Но он глубоко уяснил и другое — от результата его будущей миссии в значительной степени зависит ни много ни мало — соотношение сил на фронтах надвигающейся войны.
Вместе с Чуйковым в Китай выехали 15 военных советников и специалистов. И хотя все они имели отличную военную подготовку, сложность состояла в том, что никто из них не знал китайского языка. Стремление Чуйкова и его аппарата скоординировать, объединить военные действия гоминьдана и коммунистов наталкивалось на упорное сопротивление и той, и другой стороны. В этих условиях им было чрезвычайно сложно, особенно поначалу, реализовать хоть какую-нибудь военную операцию против японцев.
Однако, несмотря на все объективные трудности, на попытки гоминьдановских властей всячески осложнить работу группы Чуйкова, снабжать их дезинформацией, на постоянную слежку, удалось получить из разных источников достаточно информации для ответа на некоторые вопросы. В апреле 1941 года анализ военно-политической и экономической ситуации, сложившейся к тому времени в Китае, позволил сделать вывод о том, что Чан Кайши не осмелится в ближайшее время обострять борьбу с коммунистами, рискуя лишиться военной помощи из СССР и опасаясь гражданской войны, а следовательно, сохранится единый фронт борьбы китайцев против японской интервенции. Сделать такой вывод уже означало частично выполнить поставленные задачи. Но аппарат Чуйкова продолжил свою нелегкую работу. По рекомендациям советских советников в 1941 году были приняты меры по усилению оборонительных сооружений, а осенью того же года удалось наконец провести ряд спланированных аппаратом Чуйкова операций и нанести агрессору чувствительные поражения.
Но оставалась нерешенной еще одна труднейшая задача: выяснение направления дальнейших военных устремлений Японии — на север, против СССР, или на юг? Москва потребовала ответа на этот вопрос от советского посольства в Китае и от Чуйкова в начале лета 1941 года. Анализ поступающих к нему данных о переброске крупных соединений японской авиации и флота на юг, встречи с американскими, английскими, французскими военными дипломатами и изучение информации о ситуации на Дальнем Востоке позволили Чуйкову сделать окончательный вывод — Япония не выступит против нашей страны, а повернет свою экспансию в Тихоокеанский регион, против США. Риск в выводах Чуйкова, несомненно, существовал, но он не только умел рисковать, но прежде всего просчитывать результаты своей работы. И оказался прав.
После нападения Германии на СССР всем сердцем Чуйков был вместе с Родиной. Он написал несколько рапортов с просьбой направить его на фронт. В марте 1942 года он наконец вернулся в Москву.
* * *
Завершив дела, связанные с работой в Китае, Чуйков просится в действующую армию. Несмотря на то что ему уже 42 года — возраст зрелости военачальника, имеющего к тому же огромный боевой опыт, его длительное отсутствие в стране, видимо, при определении его места службы настораживало кадровиков, полагавших, что он недостаточно знаком с текущей обстановкой.
Лишь в мае Чуйков получил назначение на должность заместителя командующего 1-й резервной армией, развернутой под Тулой и усиленно занимавшейся боевой подготовкой. Поскольку командующего армией назначено не было, Чуйков оказался в ней старшим генералом и фактически командующим. В начале июля был получен приказ Ставки о переименовании армии в 64-ю и переброске ее на Дон. Это означало, что ей предстоит вести боевые действия на Сталинградском направлении.
Шестнадцатого июля 1942 года Чуйков прибывает в штаб Сталинградского фронта. До прибытия туда он не имел никакой информации о том, где проходит линия фронта, где соседи, где противник. На тот момент части 64-й армии только выгружались из эшелонов. Отдельные подразделения дивизий уже находились недалеко от Дона, тогда как другие еще были у Волги. Тыловые части и армейские запасы, как выяснилось, еще даже не начинали погрузку и находились в районе Тулы. Армию нужно было срочно собрать из разбросанных на огромном пространстве частей и переправить через Дон. В такой обстановке Чуйков 17 июля получил директиву командующего фронтом с требованием занять оборону по линии, находящейся в 120–150 километрах за Доном. Чуйкову пришлось лично доказывать начальнику Оперативного отдела штаба невозможность выполнения приказа в указанный срок. Но произошло так, что именно 17 июля передовые отряды 62-й и 64-й армий вступили в бой с противником. Эту дату принято считать началом Сталинградской битвы.
Получение от вышестоящего штаба нереальных сроков развертывания главных сил армии явилось для Чуйкова неприятным сигналом, свидетельствующим об опасном расхождении между реальным положением дел и их оценкой командованием фронта. Причиной этого, как вскоре стало ясно Чуйкову, стала чрезмерная отдаленность командных структур от передовой. Расстояние от переднего края до штаба фронта составляло около 200 километров, а до штаба 64-й армии — 30–40 километров. Управлять на таком расстоянии войсками при существовавших тогда средствах связи было нелегко.
В эти дни Чуйков встретился с командованием 62-й армии, вместе с которой его войскам предстояло остановить врага в излучине Дона — генералом В. Я. Колпакчи
[31]и дивизионным комиссаром К. А. Гуровым
[32]. Они и ознакомили Чуйкова с обстановкой. Главное, что стало ему ясно, — драться придется в крайне невыгодных условиях, что подтвердила и рекогносцировка. Одного взгляда на местность было достаточно, чтобы понять — рубеж определяли в спешке. Линия обороны армии была выбрана крайне неудачно — в голой степи, без использования естественных преград, без возможностей маскировки и наличия выгодных позиций для огневых средств. Разведка и авиация противника видели обороняющиеся войска как на ладони, фланги были уязвимы перед возможностью их охвата и выхода в тыл нашей обороны. Ни один боевой командир не мог совершить таких ошибок. Это явилось еще одной неприятной новостью для Чуйкова, привыкшего относиться к выбору позиции как к залогу победы в бою. Волновало и отсутствие контакта со своим соседом слева.
