Я выбрал наркодилеров.
В Баки было полтора метра росту, я возвышался над ним больше, чем на голову. В прошлом он был чемпионом любительского бокса, а теперь стал одним из главных лейтенантов JBM. За ним оставалось первое и последнее слово. Если ты с ним повздорил, он с готовностью снимал с себя дорогущие кольца и выходил разобраться с тобой на улицу. Но если ты проявлял неуважение, до колец дело не доходило, потому что они не мешали ему спустить курок.
Баки любил посмеяться. Он получал огромное удовольствие от моих шуток. Теперь я понимаю, что он приходил на Мерион-роуд, чтобы сделать передышку, чуть-чуть отдохнуть от нервов и жестокости улиц. Я был его личным придворным шутом. Ему нравилось, как я гнал на людей — больше всего он любил оскорбительные шутки, которые, по совпадению, были моей специальностью.
Однако однажды вечером я совершил ошибку, пошутив над ростом Баки.
— Йоу, Бак, стульчик тебе не подставить?
Никто даже не улыбнулся. Бак выглядел спокойным, и это был очень плохой знак. В комнате стало тихо. Он подошел ко мне, едва дотягиваясь подбородком мне до груди, и просто встал. Это был приказ наклониться к нему для разговора. Я склонил голову, как дикая горилла, которая преклоняется перед альфа-самцом.
Бак шепнул мне на ухо:
— Ты, конечно, звезда, но, если тебе дать по башке, звезды у тебя из глаз посыплются.
Выразился он не очень изящно, но смысл я понял. Больше я про Бака не шутил.
На Мерион-роуд теперь не угасали вечеринки. В доме всегда было человек двадцать или даже больше. Мы слушали музыку, играли в бильярд. Вся кухня была завалена фирменными филадельфийскими сэндвичами с бифштексом и сыром — я на них тратил столько денег в «Овербрук-пицце», что, наверное, мог бы уже просто купить само заведение. Боксерские матчи разгорались на заднем дворе, на баскетбольной площадке и даже в гостиной.
И мы без конца играли на деньги. Естественно, такая обстановка нисколько не подходила тонкой артистической натуре Мелани.
— Уиллард, ты не мог бы сделать музыку потише? — просила она.
— Прости, детка, потерпи еще часок. Мне надо научить этих дурачков уму-разуму…
Я считал свое прощение таким огромным проявлением любви, что она должна была быть благодарна уже за то, что находится в моем доме.
На самом-то деле я ее так и не простил.
На выходных оттяг начинался на полную.
В ночь с пятницы на субботу из рук в руки легко могло перейти и 150 000 долларов. Мой кореш Бэм был лучшим игроком в бильярд. Все наши деньги всегда доставались ему. Но как-то раз в субботу я начал жечь за бильярдным столом — попадал раз за разом. Попадал в цель через весь стол, делал комбинации, идеально забивал восьмерки, отправлял биток ровно туда, где он был мне нужен. Бака я разбил наголову (прости, старик!) — на ставках он потерял 30 000 баксов. Он послал было одного из парней привезти ему еще денег из дома, но жил он на юго-западе, поэтому метнуться туда-сюда выходило не меньше сорока пяти минут. Тогда Баки просто кинул на стол ключи от своей машины. Публика загудела: «Охрене-е-е-еть!» Мое сердце на секунду дрогнуло, но я тоже был не промах. Я подкинул ключи от своего новенького трехсотого «мерса» цвета морской волны к его ключам от черного кабриолета BMW 325i и скомандовал:
— Расставляй.
Я разом загнал по лузам четыре шара, набрав кучу очков. Тишина в комнате была как в библиотеке. Баки прицелился для первого удара — легкая двойка в угловую лузу, оставил себе простор для семерки в бок. Правда, немного перестарался и пролетел мимо угла — ему пришлось вначале откатить четверку ниже. Но Бак так просто не сдавался. Он раскладывал шары по лузам только так, и мне оставалось беспомощно наблюдать, натирая мелом свой кий ручной работы в ожидании удара, который мне, возможно, и не светит.
Баки примерился к восьмерке. Удар — мяч отскочил от борта. Восьмерка как в замедленной съемке неумолимо покатилась в угловую лузу, словно собираясь утащить за собой в бездну мои ключи от машины. В толпе уже зарождался рев: «О-о-о-о-о-о…»
Но… не тут-то было! Шар завис на краю лузы, чудом зацепившись за сукно. Народ взвыл.
У меня появился шанс, но играть теперь придется по-взрослому. Надо отправить еще три шара по лузам, прежде чем целиться в восьмерку в углу. А если я хоть раз промажу, Бак вернется к столу — и уж он-то точно не промажет.
По первому шару я наношу опасный удар по прямой через весь стол. Все серьезно — я отправляю его точно в лузу, остается еще два. Второй удар в боковую лузу, а вот третий шар укатился в угол — значит, биток придется подкрутить, ударить снизу, чтобы он крутанулся назад. Если не получится, шар попадет прямо в угловую лузу, и тогда победа будет за Баки.
В бильярде я принципиально никогда долго не раздумывал над ударами. Прицелился — ударил. Снова прицелился — ударил. Не допускал никаких сомнений и колебаний. Как говаривал Чарли Мэк, страхом денег не заработаешь. Эти слова стали моим девизом по жизни. Но в ту ночь мне помогла холодная рассудительность.
Как и весь остальной вечер, я бил прямо в цель. Баки только беспомощно натирал кий для удара, который ему было не суждено нанести. Я обошел стол, положил в лузу восьмерку и бережно взял в руки два комплекта ключей.
Баки был вне себя от злости, но крутость не позволяла ему выставить это напоказ. Он стремительно вышел из дома, не закрыв за собой дверь, и только потом понял, что ему придется вернуться и вызвать такси.
Я выбежал за ним.
— Йоу, Бак, — сказал я.
— Отстань, чувак, давай потом, — ответил он с достоинством парня, готовящегося ловить попутку.
— Бак, держи. — Я протянул ему ключи. — Я не стану забирать твою чертову тачку.
— Чего? — удивился он.
— Ты ж мой кореш. Я не буду у тебя отбирать колеса, — сказал я.
— Не гонишь? — Он смотрел на меня так, будто у меня выросло три лишних башки.
— Бак, думаешь, я могу пригласить тебя к себе домой, а потом отнять твою тачку? Я, конечно, мудак, но не такой. — Я сунул ключи ему в руку.
Тогда я этого не понимал, но в мире, где жил Бак, никто не проявлял подобной человечности. Он заметно растрогался.
— Бак, чего ты, в самом деле? Это ж пустяк… — сказал я.
Он взял себя в руки, встряхнул связкой ключей и сказал:
— Твою тачку я бы забрал.
Я пошел обратно в дом. Баки открыл дверь своей машины и крикнул мне:
— Слышь! Если на тебя кто наедет, то будет иметь дело со мной.
И он не соврал.
В то время я не связывал свои порывы и хаотичное поведение со своим раненым сердцем. Когда я купил алый кабриолет IROC-Z и покрасил его диски в такой же цвет, я не воспринимал это как рефлекторную попытку самолечения. И я не связал покупку кастомизированного «Шевроле Suburban» с 18-дюймовыми сабвуферами, которые занимали всю заднюю половину машины, со своим чувством неполноценности, потери и предательства. Я просто думал, что прикольно будет, если, заезжая за кем-то, мне не придется заранее звонить — надо только сделать музыку погромче, и все узнают, кто приехал.
