Заметив, что Адам, почти не слушая, смотрит на танцующих, девушка лукаво добавила:
— Скоро тебе не придется разговаривать с Рейной по-французски. Она очень способна к языкам, и не пройдет и месяца, как бегло заговорит по-итальянски, к величайшему неодобрению своего отца.
— Рад, что она не узнала меня. Леди Делфорд, как ты и говорила, крайне расстроена. Тебе не следовало предлагать, чтобы мы танцевали. — Он небрежно смахнул пылинку с рукава и откровенно заметил: — Ее отцу вряд ли понравится, когда он узнает, что дочь дважды танцевала со мной.
— Дважды? По-моему, братец, ты искушаешь судьбу!
Однако вопреки строгим словам девушка восторженно улыбнулась.
— Это всего-навсего танец, Белла, — резко ответил Адам. — Но я сказал Рейне, что хочу потанцевать с тобой. Пойдем.
— Ну уж нет! — заявила Арабелла. — Ты мой брат, и я не обязана терпеть твое общество и молча страдать! Видишь ли, на мне туфли Рейны, и, увы, они ужасно жмут! Но расскажи, что ты успел узнать? Замешан ли граф в пропаже товаров?
— Конечно, — кивнул Адам. — Мы с Эрве в прекрасных отношениях с тех пор, как я спас их с другом от трех негодяев, которых убедительно изображали люди Да-ниеле. Слава Богу, никто не был ранен. Держитесь подальше от него.
— Повинуюсь, милорд, — покорно пробормотала Арабелла, шутливо приседая. Старшие братья никак не отвыкнут отдавать приказы сестрам!
Адам сурово нахмурился.
— Правда, пока ничего не удалось узнать. Граф проговорился, что имеет любовницу, уже немолодую женщину, которая вращается в близких к королю кругах. Его друг Селестино утверждает, что старая кляча осыпает Эрве золотом.
— Золотом, полученным от продажи наших грузов?
— Возможно. Что же касается того общества, которое он организовал… меня еще не пригласили в него вступить. Но думаю, что я встречался со многими его членами в доме Эрве. Это в основном молодые дворяне, ищущие развлечений. Граф, несомненно, их путеводная звезда.
— Я буду очень внимательной. И если эта женщина действительно здесь, при дворе, рано или поздно мы встретимся.
— Будь осторожнее, Белла, — прошептал Адам, чуть касаясь щеки сестры.
— Хорошо, зануда несчастный!
Рейна растянула губы в деланной улыбке.
— Ах, все это так волнующе! — воскликнула она излишне весело.
— Вы совершенно правы, — сухо согласился граф. Рейна с облегчением услышала, что музыка смолкла, и низко присела перед графом.
— Я должна вернуться к матери, месье. Она уже машет мне.
Эрве поклонился и предложил ей руку.
— Как долго ваш прославленный батюшка останется в Неаполе, мадемуазель?
Неужели от нее укрылся легкий сарказм, звучавший в его в голосе?
— Отец не говорит со мной на эти темы. Вероятно, многое зависит от переговоров короля с французами.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы оказались в Неаполе в тот момент, когда Амьенский договор будет расторгнут. Говорят, Наполеон недоволен Актоном. Боюсь, пороховой погреб вот-вот взорвется.
— Искренне надеюсь, что до этого не дойдет, месье. Мне жаль покоренные страны и порабощенных людей.
— Но в Неаполе найдется немало жителей, мадемуазель, считающих Наполеона освободителем и готовых открыть ему городские ворота.
— Они заблуждаются. Наполеон ограбил все завоеванные им страны и пытался уничтожить традиции, связывающие людей.
— А некоторые считают, что он — само олицетворение свободы и неподкупности.
— Для ярого роялиста, месье, вы человек весьма широких взглядов.
Эрве улыбнулся в серьезное юное личико.
— Я прожил на свете дольше, чем вы, мадемуазель, и, вероятно, стал циником.
— Благодарю за танец, месье.
И прежде чем Эрве успел попросить еще об одном танце, Рейна снова сделала реверанс и повернулась к матери.
— До скорого свидания, мадемуазель, — тихо произнес он.
Глава 7
Сардиния
Антонио Дженни, почесывая седую бороду, следил за медленно идущим по берегу человеком, которого полгода назад вытащил из бушующих волн. Спасенный был немолод, но лицо, осунувшееся от жара и боли, казалось совсем старым. То, что он, тяжело раненный, несколько часов провел в бурлящем штормовом море, вцепившись в обломок мачты, свидетельствовало о необычайной силе. Недаром Риа, жена Антонио, твердила, что уж этот храбрец не позволит дьяволу прийти за ним раньше назначенного срока!
Риа почти не отходила от незнакомца и ухаживала за ним, как за сыном. Антонио не упрекал жену. Скорбь по потерянному в море сыну состарила и ее тоже. Она назвала раненого Доно, поскольку он казался ей даром морского царя. Теперь ее слезящиеся глаза вновь светились бодростью и решимостью. В бреду незнакомец бормотал странные непонятные вещи, вспоминал такие далекие страны, что Риа и Антонио немало изумлялись.
— Он не простой матрос, наш Доно, — твердила Риа мужу.
Доно неспешно повернул назад, к хижине под черепичной кровлей. Даже издалека Антонио видел, как сверкают его угольно-черные глаза. Подняв костыль, Доно помахал старику.
— Кто ты? — прошептал Антонио и, махнув в ответ, направился по кривой тропинке к берегу.
Хамил впервые за эти шесть месяцев увидел свое отражение в небольшой лужице. Большая прядь снежно-белых волос разрезала смоляные завитки. В бороде тоже проглядывали серебряные нити, а вокруг глаз прибавилось глубоких морщин. Из воды на него смотрел чужак.
Когда-то сильное тело сейчас тряслось от слабости, а ведь он сделал всего несколько десятков шагов. Только ярость, ярость на предателя помогла ему не выпустить бревна, не сдаться и продолжить ежедневные прогулки. Он по-прежнему задавал себе единственный вопрос: кто заплатил Рамиду за измену?
С улыбкой он наблюдал, как старик осторожно бредет по тропинке. Антонио ничего не скажет, но если Хамил пошатнется, сразу подставит свое плечо. Однако вскоре костыль не понадобится — силы постепенно возвратятся к Хамилу.
— Доно, — скрипучим голосом произнес Антонио — я следил за тобой! Ты сегодня ни разу не останавливался! Скоро, сын мой, ты станешь таким, как прежде.
Сын мой.
Хамил улыбнулся седому старику, который едва доставал ему до подбородка.
Антонио заметил гримасу боли на лице Доно и закинул его руку себе на плечо.
— Риа, должно быть, уже приготовила обед, — сообщил он, желая избавить Доно от смущения. — Уха, как всегда, но ведь это не так уж плохо, Доно.
— Да, — кивнул Хамил, принимая помощь старика, и, когда они приблизились к хижине, резко сказал: — Я хочу ловить рыбу вместе с тобой, Антонио. До сих пор я только брал, но теперь должен отплатить тебе, чем смогу, за твою доброту.
