Камал пожал плечами и положил в рот кусочек баранины.
— Что ж, я буду с тобой откровенен. Честно говоря, твоей вины тут нет.
Он собрался было объяснить, что не хотел впутывать ее в планы мести матери, но ее плохо скрытое презрение помешало договорить. Поэтому он невозмутимо продолжал:
— Двадцать шесть лет назад моя мать, генуэзская графиня Джованна Джиусти, вместе со сводным братом графа Клера Чезаре Беллини была захвачена в плен моим отцом Хар эль-Дином. Как выяснилось, твоя мать заплатила пиратам много денег за то, чтобы устранить с дороги графиню и убить Беллини.
— Моя мать? Это нелепая ложь!
— Если не придержишь свой ядовитый язык, то ничего больше не услышишь!
Арабелла поспешно закусила губу.
— Хорошо, я постараюсь не перебивать вас. Камал торжествующе улыбнулся.
— Вижу, ты все-таки получила кое-какое воспитание. Моя мать была продана потому, что твоя мать, прожженная английская потаскуха, желала завладеть богатством и титулом графа Клера. Как только она забеременела, он, конечно, женился на ней и ничего не сделал для спасения графини Джиусти. После года неволи она родила меня. Ей пришлось долго ждать, чтобы отомстить за причиненное зло.
Арабелле хотелось завизжать, завопить, что все это неправда, но она постаралась не вспылить. Глубоко вздохнув, она спокойно ответила:
— Мой отец всегда утверждал, что корсарам присуща честь. Он платил дань вашему отцу и брату, однако вы… — Голос ее дрогнул. — …вы взяли на абордаж и сожгли два корабля моего отца и убили всех людей. Ваше представление о мести леденит кровь.
— Я буду считать свою мать отмщенной, — сообщил Камал, — когда захвачу ваших родителей и продам их на невольничьем базаре в Константинополе.
Несколько минут Арабелла недоуменно разглядывала его и наконец, запрокинув голову, разразилась смехом.
— Доверчивый глупец! Ваша мать, повелитель, — злобная ведьма, лгунья, женщина, способная одновременно спать с французским шпионом и неаполитанским королем!
— Ты, кажется, хочешь, чтобы кнут хорошенько погулял по твоей спине? — прорычал багровый от ярости Камал.
— Ах, благородный джентльмен не стыдится угрожать женщине! Вижу, вы с матерью одного поля ягоды: бесстыдные грязные животные!
Никто и никогда не смел так говорить с Камалом! Неужели она не понимает, что он одним ударом может свернуть ей шею?
— Боитесь услышать правду? — с тихой издевкой осведомилась девушка.
— Правду, миледи? Состоящую в том, что вы поистине дочь своей матери? Во всяком случае, увидев вас, я без труда этому поверил.
— Повторяю, повелитель, вы боитесь услышать правду? — не отступала Арабелла.
— Ну что же, поведайте вашу сказку, — небрежно махнул рукой Камал.
Брови Арабеллы задумчиво сошлись.
— Я ничего не знаю о вашей матери, а мой отец никогда не упоминал сводного брата. Он встретил мою мать в Англии. Она должна была выйти замуж за другого, но вместо этого влюбилась в моего отца. И, поверьте, она никак не могла быть потаскухой. Ей только исполнилось восемнадцать, а ее отец, барон, незадолго до того умер. Так что история о том, будто отец привез ее в Геную, как свою любовницу, поистине смехотворна. Моя мать — настоящая леди, а отец — джентльмен.
Она помолчала, чувствуя, что Камал внимательно прислушивается и, подавшись вперед, серьезно добавила:
— У моей матери не было причин избавляться от вашей. Она была замужем! Возможно, ваша мать просто ревновала, не знаю. Но вы должны поверить мне. Мои родители — порядочные люди! Они не способны на преступление, что бы ни утверждала графиня Джиусти!
— Понимаю, — тихо ответил Камал. — Ну а теперь, миледи, как, по-вашему, каким образом моя мать оказалась в Алжире? По собственной воле? Продала себя в рабство?
— Не знаю.
— И… как звали английского джентльмена, за которого должна была выйти твоя… уважаемая матушка?
— Друг детства, какой-то виконт. Мне почти ничего больше не известно.
Неожиданно воспоминания, смутные и непрошеные, одолели Арабеллу. В далеком детстве она слышала, как старая няня подшучивала над матерью, утверждая, что отец безжалостно и без всяких угрызений совести готов завладеть всем, что пожелает.
«Да, крошка, — повторяла няня, — случись что, он снова взял бы тебя, и кдьяволу все последствия!»
Арабелла покачала головой, прогоняя назойливые мысли, и прислушалась к словам Камала.
— Похоже, тебе действительно неизвестна правда. Ты так уверена, что твоя мать до свадьбы не была шлюхой отца?
— Это невозможно. Моя мать — настоящая аристократка.
— Забавные небылицы вы сплетаете, миледи, — мягко заметил он. — Однако пора вам изменить свое мнение в точности, как вы сменили одежду.
— Не имею ни малейшего намерения делать это, — холодно бросила Арабелла. — Кстати, я спросила вас, почему оказалась здесь. В качестве приманки, не так ли? Собираетесь с моей помощью заманить сюда отца?
Камал кивнул и отвел взгляд, не в силах вынести мучительной тоски в глазах девушки.
— Я не допущу этого, — невозмутимо сказала Арабелла. — Прежде вам придется убить меня.
— Убить? Гордость не пристала женщинам! Ты рабыня, моя невольница! Я твой господин, и ты должна подчиняться.
— Господин! — фыркнула Арабелла. — Все равно что лев назовет шакала господином! И что вы желаете теперь, хозяин, принудите меня, как это присуще грубым животным?
— Какая разница? — холодно спросил он. — Ты добровольно отдавала свое тело на потеху всем неапольским щеголям.
— Очередная ложь вашей матушки.
— Если это ложь, ее можно легко опровергнуть, не так ли?
Арабелла сжалась, не в силах совладать с собой.
— Нет, — прошептала она, инстинктивно прикрывая ладонями грудь.
— Не знай я, что в твоем прелестном теле течет кровь распутницы, был бы тронут, глядя, как убедительно ты изображаешь девственницу. Надеюсь только, что тебя не успели ничем заразить!
Девушка непонимающе уставилась на него.
— Прекрати разыгрывать комедию! — проревел он.
— О! — неожиданно воскликнула она, вспомнив слова Адама. — Вы имеете в виду французскую болезнь?
— Вот именно, — процедил Камал.
А что это?
— Довольно! — Камал вытянул ноги и приказал: — Ну же, рабыня, сними с меня туфли! Я устал от твоих лживых сказок и глупой гордости!
— Я вырежу твое черное сердце! — прошипела Арабелла, хватая нож.
Камал не шевельнулся. В ее глазах, несмотря на напускную храбрость, отразился панический страх. Не желая пугать ее еще больше, он медленно поднялся.
