— Нет, — покачала головой Арабелла, теребя покрывало, — но ты хочешь, чтобы я забывала обо всем в твоих объятиях. Я презираю себя за то, что со мной стало…
— За то, что пробудил в тебе подлинную страсть?
Арабелла вздрогнула, но тут же гордо выпрямилась.
— Почему ты привез меня сюда?
— В моем дворце тебя не ждет ничего, кроме печальных воспоминаний. Я хотел показать тебе мою страну, заставить понять… — Он осекся, не желая лгать и не в силах признаться, как сильно хочет разрушить панцирь ненависти и равнодушия, чтобы она полюбила его. — Пытался, чтобы ты узнала меня не только как бея оранского, а как обычного человека. Алессандро.
— Не имеет значения, как ты зовешь себя, — бросила Арабелла, едва ворочая непослушным языком. — Алессандро не владеет рабами. Не держит женщин в гареме. — Она совсем по-детски вытерла ладошкой глаза. — Ты по-прежнему удерживаешь меня в плену. Ненавижу тебя и на все пойду, чтобы сбежать! Не собираюсь становиться покорной рабыней, одной из тех, кто целует твои ноги и вымаливает ласки.
Бессильный гнев стиснул сердце Камала.
— Это даже к лучшему, что вы больше не выпрашиваете моей благосклонности, миледи! Вы уже не девственны, и, следовательно, ваша ценность сильно уменьшилась, и ваше прелестное тело принадлежит мне без всяких оговорок и сделок!
— Негодяй!
Она накинулась на него с кулаками, но Камал легко поймал девушку и, подняв ее руки над головой, перекинул через нее ногу, удерживая на месте.
— Можешь шипеть на меня, сколько душе угодно, но, поверь, не пройдет и двух дней, как ты будешь умолять меня взять тебя.
— Наглая ложь!
— Разве? Какая жалость, что ты в отличие от остальных моих женщин так неопытна! Они по крайней мере знают, как ублажить мужчину, и не так эгоистичны в своей страсти, как ты, не жалкие невежественные девчонки!
Стыд, подобного которому она не знала, опалил девушку, заставив ее трястись от бешенства.
— Ненавижу тебя! — в который раз выкрикнула она, вырываясь.
— Ты становишься утомительно однообразной, Арабелла, — издевательски произнес он.
Она наконец вырвала руку и что было сил ударила его кулаком в челюсть. Камал зарычал, скорее от изумления, чем от боли, стиснул ее пальцы и подмял девушку под себя. Однако она по-прежнему сопротивлялась, извиваясь всем телом, и только окончательно истощив силы, замерла. Камал сжал одной рукой ее запястья, а другой нежно провел по лицу.
— Тебе не удастся взять верх, Арабелла. Не пытайся бороться со мной. Отдай мне свою… верность.
Она ощутила набухшую горячую мужскую плоть у самого живота и крепко зажмурилась под его испытующим взглядом.
— Ты не получишь ничего, кроме моей ненависти, — прошептала девушка сквозь зубы и услышала его нетерпеливый вздох.
— В таком случае, позволь мне дать тебе истинную причину для ненависти, — рявкнул он и, грубо раздвинув ее бедра, вонзился в напряженное тело. Потом, не обращая внимания на удар и яростные вопли, рывком приподнял Арабеллу, чтобы насадить на себя. Однако и это не показалось ему достаточным наказанием.
Закинув ее ноги себе на плечи, он встал на колени. Зная, что причиняет ей боль, и страстно желая отпрянуть и взмолиться о прощении, он тем не менее продолжал жестоко врываться в нее. Арабелла истерически вскрикнула, когда он безжалостно вторгся в нее в последний раз, изверг семя и поспешно отстранился.
Арабелла не плакала. Не могла — слезы словно навсегда пересохли. Тело саднило и горело. Мучительно медленно она согнула колени и спрятала лицо в ладонях, чувствуя себя запачканной, грязной, использованной. И неожиданно сотряслась в холодном ознобе. Не глядя на Камала, она с трудом поднялась и стала натягивать мужскую одежду.
— Больше ты не сбежишь от меня, Арабелла, — раздался позади резкий голос. — Я уже сказал, в этой борьбе ты не сумеешь победить.
Но Арабелла невозмутимо повертела в руках сапоги и отбросила, поняв, что не выдержит новой пытки. Гордо выпрямившись, она обернулась к Камалу:
— Я уезжаю, Камал.
— Мои люди схватят тебя, едва выйдешь из шатра.
— Больше я тебе ничем не обязана, — глухо, бесстрастно объяснила девушка и, услышав его саркастический смех, спокойно накинула бурнус, натянула капюшон и перехватила его кожаным ремешком.
— Прощай.
— Вернись в постель, Арабелла. Еще только рассвело. Не заставляй меня гнаться за тобой, иначе я поймаю тебя и свяжу.
— Отправляйся в ад, там самое подходящее для тебя место, — очень громко и отчетливо выговорила девушка и, развернувшись, пинком свалила жаровню. Пламя вмиг охватило ковры и шелковые стены. Арабелла метнулась к выходу и с наслаждением вдохнула свежий утренний воздух.
— Скорее! — закричала она. — Пожар! Господин остался в шатре!
В маленьком лагере мгновенно поднялась суматоха. Солдаты сбегались к шатру и никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Арабелла, уверив себя, что с Камалом ничего не случится, побежала туда, где паслись лошади. Выбрала Тимара, жеребца Камала, и, взнуздав его, схватилась за развевающуюся гриву и вскочила ему на спину. Прежде чем уехать, она постаралась разогнать остальных лошадей и вскоре уже мчалась прочь от лагеря. Впрочем, она все-таки оглянулась и увидела Камала, стоявшего у шатра и смотревшего ей вслед.
Глава 26
Арабелла подгоняла жеребца до тех пор, пока его шкура не заблестела от пота. Они углублялись в горы, держась северного направления, туда, где плещется синее море. Остановив Тимара на гребне горы, она оглянулась. Ничего. Никого.
«Я свободна! — подумала она, запрокидывая голову, — свободна. И Камал в безопасности».
— Прекрати, — прошипела она вслух и, склонившись, потрепала Тимара по холке. Боже, представить только, как она выглядит, босая, в мужском мундире, грязные волосы беспорядочно падают на плечи, и, должно быть, вся пропахла конским потом.
Солнце поднялось высоко, а воды нигде не встретилось. Иногда она проезжала мимо кривых, согбенных, жалких деревьев, низких кустиков и чахлых цветочных полянок. Но должна же тут быть хоть какая-то речка! Ведь это не пустыня?!
Арабелла отказывалась задумываться над тем, что у нее нет ни еды, ни оружия.
— Я доберусь до моря еще до заката, — повторяла она себе снова и снова, как молитву. Взмахнув поводьями, Арабелла пустила Тимара вскачь. Такой дикой красоты она еще не встречала. Порой раздавалось пение птиц, крики животных, но увидеть никого не удалось.
Жеребец стоял на краю усыпанного валунами обрыва. Внизу расстилалась узкая лощина, бесплодная и сухая, к которой не вело ни единой тропинки. Арабелла с нарастающим отчаянием огляделась. Слишком высоко! Пришлось повернуть коня на восток. Заросли становились гуще, земля мягче, но по-прежнему ни речки, ни колодца. Бока Тимара тяжело вздымались, и Арабелла забыла о собственной пересохшей глотке при виде страданий животного. Она соскользнула на землю и привязала его к дереву с тонкими ветвями, а сама уселась рядом, прислонилась к стволу и закрыла глаза. Земля такая же жестокая, как и ее народ, и она умрет здесь в одиночестве.
