Альфред и раньше знал, что со своей совестью Барб всегда может договориться – это умный, дерзкий игрок. Долгое время ситуация все же не выходила за рамки приличий, но, когда компаньон объединился с неразборчивым в средствах Жео Вианом, казалось, все запреты сняты. Альфред отметил у него изменения личности на нескольких уровнях.
Сам Барб, к этому времени уже овдовевший, утверждал, что его «охватила хандра», когда в 1882 году один за другим умерли его родители24. Альфред же считал, что все это не оправдывает морального падения, свидетелем которого он сам, к несчастью, стал. В письме к Роберту он жаловался на Барба, который «в последнее время совсем стыд потерял и начинает конкурировать с теми компаниями, которые сам же и основал. Боюсь, наши отношения могут перейти в открытую вражду». Своего мнения он не скрывал и от Барба: «Когда честность перестала быть стандартом, хорошие отношения уже невозможны… вместо этого будет битва со всякими крайностями», – писал ему Альфред25.
Однако удивительное дело! Угрозами все и обошлось. Двое компаньонов продолжали сотрудничать, вероятно, потому что Альфреду трудно было обойтись без предпринимательской интуиции Поля Барба. Без его помощи собственное время Альфреда в лаборатории сократилось бы до минимума. Он прекрасно это понимал и боялся более всего.
Возможно, он повел бы себя иначе, если бы знал о том интересе, которое проявила французская тайная полиция к господам Барбу и Виану. Рапорты, запрошенные тайной полицией в 1882 году, пока не вызвали особой тревоги, но в будущем за этой парочкой будет установлено особое наблюдение. К Виану агент секретной полиции даже пришел с визитом26.
* * *
Во французской политике тон по-прежнему задавал Леон Гамбетта. Многих удивляло, что он не выставил свою кандидатуру на президентских выборах после отставки Мак-Магона. На практике же бывшего президента сместил именно Гамбетта. Вместо этого он стал спикером Национального собрания и премьер-министром (président du Conseil) недолговечного, продержавшегося всего 66 дней правительства.
Франция меняла правительства, как буржуа рубашки. Однако все они были близки к прагматичному республиканскому лагерю Гамбетты, так называемым оппортунистам. Они считали своей задачей искоренить все, что ассоциировалось с Францией времен Наполеона III. Была введена свобода печати и собраний. Урезалось влияние католической церкви. «Клерикализм – вот наш враг!» – провозгласил Гамбетта. После школьной реформы 1882 года образование стало не только обязательным и бесплатным, но и, что немаловажно, полностью светским. Всем религиозным элементам в системе образования указали на дверь27.
Французская волна секуляризации стала исключительной по своей силе, но рост антиклерикальных настроений наблюдался и в других странах. Радикальные изменения в естественных науках поставили вопрос ребром. Какова роль религии после Дарвина? Кому теперь нужен Творец, когда естествоиспытатели могут объяснить сущее до мельчайшей составляющей? Вскоре немецкий философ Фридрих Ницше шокирует мир, заявив в своей новой книге: «Бог умер»28.
Альфред Нобель тоже размышлял в одиночестве над этими вопросами. Такого рода философские изыскания привлекали его. Является ли атеизм достойной альтернативой? Как он писал в те годы в стихотворении «Мысли в ночи»: «Но разве не было начала у всего, / И бесконечность, что была и будет / В мирах бессчетных, как не божество / Создать сумело? Кто ж тогда?» Альфред Нобель был дитя романтизма, и оставался им, какие бы величественные научные мечты ни волновали его ум. Его не прельщал «холодный принцип и бесплодный» атеистов. Он считал, что можно определить мистическую силу бытия – ту силу, которая, к примеру, заставляла держаться вместе атомы или железо притягиваться к магниту. «Та сила, что орбиты дальних звезд / В движении сокрытом направляет, / Природы волю верно возвещает», – писал Альфред.
Труднее было понять и истолковать эту силу. Вопросы человека, по мнению Альфреда, пересекали «границу, за которой Разум слаб». Сам же он отказывался приравнивать эту силу или «универсальную душу» к Богу. Ничто не связывало Альфреда Нобеля с церковью. «Наследство жалкое страшащих нас попов» никогда не разгонит туман вокруг происхождения бытия, писал Альфред в своем стихотворении29.
В республиканских кругах Жюльетты Адам и ее салона Альфред Нобель повстречал много единомышленников, таких же, как и он, убежденных антиклерикалов. Это в высшей степени относилось и к самой хозяйке. Бывая в Париже, Альфред всегда появлялся по средам у Жюльетты Адам. В последние годы ее салон заметно изменился. Пожалуй, более всего поражало то, что ее прежний оруженосец, могущественный Леон Гамбетта, там больше не появлялся.
Разрыв состоялся в конце 1870-х, вскоре после смерти супруга Жюльетты Адам. О причинах ходило много слухов. Считалось, что новоиспеченная вдова Жюльетта Адам стремилась стать спутницей жизни Гамбетты, что сильно расходилось с его планами. К тому же во внешней политике эти двое оказались на диаметрально противоположных позициях. Гамбетта, к изумлению многих, подружился со своим когда-то злейшим врагом Бисмарком, который в последнее время организовал в Германии мощную компанию против влияния католической церкви. Жюльетта Адам воспринимала это как историческое предательство со стороны Гамбетты. Она считала, что никакое презрение к церкви не оправдывает отказ от реванша милитаристу Бисмарку. Разногласия между ними сохранялись до самой внезапной смерти Гамбетты на новогодние праздники в 1882 году.
В качестве альтернативы Жюльетта Адам рассматривала Россию. После унизительных мирных переговоров в Берлине в 1878 году там кипела ненависть к Бисмарку. Поэтому Жюльетта Адам жестко проводила свою линию: Франция должна объединиться с Россией против Бисмарка. Ее увлеченность внешней политикой росла, она даже начала издавать журнал La Nouvelle Revue, в котором главной темой стал реванш. Она даже попросила брата русского царя написать для этого журнала статью о Русско-турецкой войне и предательстве Бисмарка. Жюльетта Адам так откровенно заигрывала с восточной державой, что французская тайная полиция начала следить за ее передвижениями. В феврале 1882 года хозяйка салона отправилась в Санкт-Петербург. В полицейском архиве сохранились вырезки из газет, сообщавших, что Жюльетте «в русском высшем свете был оказан самый восторженный прием»30.
Ее салон посещало все больше русских и все меньше политиков-республиканцев. Теперь хозяйка охотно принимала у себя в салоне женщин, сознательно расширила свой круг, включавший ученых, предпринимателей и военных. Должно быть, Альфред Нобель чувствовал себя там все более и более уютно. Очевидно, что отношения между ним и Жюльеттой Адам в те годы стали гораздо более тесными. Когда знаменитый французский химик Марселин Бертло покинул пост в правлении ее журнала, она предложила Альфреду Нобелю занять его место (на что тот, впрочем, не согласился). Весной 1882 года танкер братьев Нобель Nordenskiöld был полностью изуродован взрывом в Баку. Жюльетта Адам писала Альфреду Нобелю: «Прочла в русской газете, что Вы потеряли Nordenskiöld и что при взрыве погибло несколько человек. Я испытываю к Вам глубокую симпатию и беру на себя смелость вновь заверить Вас в этом каждый раз, когда мне кажется, что это может пойти Вам на пользу, – как доказательство моего горячего интереса ко всем Вашим радостям и горестям»31.
