Берта лишь закатила глаза. Какая белиберда. В следующем письме она прислала ему рисунок, изображающий, как выглядят их планы по улучшению мира, чтобы показать, насколько нелепо мыслит Альфред. Если следовать «Плану Зутнер», уже на рубеже веков можно будет создать первый мирный трибунал. Если же реализовать «План Нобеля», то в том же году можно будет лишь отпраздновать годовщину путешествия Андре на воздушном шаре. Немногие улучшенные мозги переживут войну, которая разразится за это время, как и другие войны в будущем. Берта фон Зутнер считала, что задумка Альфреда приведет к миру во всем мире не ранее 3000 года.
Альфред сменил тему. «Я написал трагедию», – раскрыл он карты в своем следующем письме, упомянув пьесу о Беатриче Ченчи. «Омерзительность инцеста в ней настолько сглажена, что вряд ли шокирует пуританскую публику», – писал он. Ее постановка, по его мнению, могла бы иметь «неплохой успех»80.
Берта фон Зутнер пришла в восторг. Она помнила, какой пыл содержался в поэме, которую Альфред Нобель показал ей много лет назад. Может быть, он хочет, чтобы она перевела пьесу и предложила ее Городскому театру в Вене? Разойдясь, Берта фон Зутнер называла имена возможных актеров, прикидывала стратегию продвижения, но мгновенно остыла, когда Альфред упомянул, что в своей драме «не пощадил духовенство». Такое в Вене не пойдет, это Берта фон Зутнер знала наперед.
Между тем сам Альфред вынашивал большие планы относительно своей пьесы. Впервые ему удалось завершить литературное произведение. Он просто светился от удовольствия, когда рассказывал племяннику Людвигу, что написал пьесу для театра, «драму, знаешь ли, печальную, как ч…т знает что… Когда приеду в Стокгольм, попрошу Вальборг покритиковать и отредактировать ее, а то наиболее чувствительные дамы даже, возможно, попадают в обморок»81.
* * *
Наступила весна 1896 года, приближался день отлета инженера Андре к Северному полюсу. Изготовленный во Франции воздушный шар из китайского шелка был выставлен на Марсовом поле в Париже. Альфред, успевший к тому времени поправиться, приехал на несколько дней в Париж. Андре предполагал взять с собой на борт фотоаппарат. От такой перспективы у всех, кто восхищался фотографиями Стокгольма, сделанными Андре с воздушного шара Svea, просто голова пошла кругом. Неужели они увидят, как выглядит Северный полюс сверху?82 У Альфреда Нобеля появилась новая идея. Он начал размышлять над тем, каким образом можно послать в воздух фотоаппарат с дистанционным управлением и сделать снимки с воздуха. Например, при помощи ракеты.
Так родился один из последних исследовательских проектов Альфреда Нобеля. Такие снимки с воздуха пригодились бы в топографии, рассуждал он. Прервав опыты Вильхельма Унге с «летающими снарядами», которые стоили куда больше, чем давали отдачи, он привлек своего старого парижского друга Жоржа Ференбаха к работе над новой идеей. Альфред хотел, чтобы тот запустил в воздух фотоаппарат при помощи ракеты или небольшого воздушного шара. Фотоаппарат предполагалось снабдить парашютом, так чтобы он на большой высоте мог отсоединиться от ракеты, сделать пару снимков и затем медленно опуститься на землю83.
7 июня 1896 года из Гётеборга, торжественно украшенного по этому поводу флагами, отправился корабль Virgo с участниками воздушной экспедиции Андре на борту. Пятьдесят тысяч человек столпились на площади, многие забрались в самые немыслимые места, чтобы хоть краем глаза увидеть героев и с криками «ура!» помахать им на прощание. Инженер Андре постоянно держал в курсе событий проекта своего главного спонсора Альфреда Нобеля. Теперь он с большим уважением поблагодарил за щедрую финансовую поддержку и искренне надеялся, что «Вы, возможно, испытаете удовольствие увидеть завершение того труда, основу которого Вы заложили».
Альфред Нобель ответил телеграммой, которую наказал вручить трем участникам экспедиции при прибытии в Тромсё: «Мой самый сердечный привет и пожелание удачи почетному и величественному триумвирату на службе знания»84.
* * *
Предполагалось сократить утомительные для Альфреда поездки, однако усидеть на месте долгое время он не мог. В июне снова отправился в Швецию. Ему удалось пробыть в Бофорсе целый месяц, но в середине июля темпы снова возросли – Берлин, Лондон и Париж всего за несколько недель. Все вернулось на круги своя.
Перед отъездом из Швеции Альфред ненадолго заехал к своему брату Роберту в Йето в окрестностях Норчёпинга. Визит получился исключительно кратким, сочла младшая дочь Роберта Тира. Для 23-летней девушки повседневная жизнь в Йето могла показаться мучительно скучной и бедной событиями, так что каждый визит вносил оживление. Когда Альфред поспешил дальше, она написала письмо, искренне благодаря дядюшку за «приметы всегдашней доброты, которые дядюшка проявил ко мне». Примета, о которой шла речь, представляла собой выплаты дважды в год, сильно украшавшие жизнь Тиры, ее сестры и братьев. «Конечно же Йето – удивительный уголок земли, однако не стану скрывать, что в мыслях посылаю дядюшке вздох благодарности и удовольствия, потому что благодаря дядюшке и современным средствам коммуникации мне выпадает счастье иногда сменить его на более обжитые места».
В начале августа Роберту должно было исполниться 67, и он недавно вернулся из небольшой поездки в Кальмар «поздоровевшим». Эмануэль только что порадовал его «исключительно статным» русским жеребцом. Тира докладывала, что Роберт пребывает в необычно прекрасном расположении духа. «Он вполне здоров и, хотя сам он постоянно утверждает обратное, никто ему на самом деле не верит».
Две недели спустя в Париже Альфреда застигла врасплох телеграмма от жены Роберта Паулины. «Роберт скончался сегодня ночью быстро и неожиданно, без мучений»85.
Альфред поспешил обратно в Швецию на похороны. С дороги он телеграфировал Яльмару. По мнению Альфреда, следовало сделать Роберту вскрытие и перерезать сонную артерию, ибо «в нашей семье по физиологическим причинам есть склонность к летаргической смерти». Рагнару Сульману он сообщил о печальных причинах своего отъезда. «Я несравнимо слабее здоровьем, чем мои братья, и все еще здесь, хотя и из последних сил, в то время как другие почивают уже в объятиях Вечности»86.
Следующий удар тоже последовал в виде телеграммы. Ее отправили Альфреду из Тромсё в конце августа. Три недели инженер Андре и его спутники ждали попутного ветра, держа свой воздушный шар в полной готовности. Теперь им пришлось сдаться и отправиться обратно в Швецию, что особенно унизительно, как раз в тот момент, когда Фритьоф Нансен с триумфом вернулся из своей экспедиции по Северному Ледовитому океану. Главный спонсор Нобель проявил понимание. Он пригласил Андре на обед в Бьёркборн и поздравил с мудрым решением не подвергаться ненужному риску. Альфред заверил искателя приключений, что тот может рассчитывать на его финансовую поддержку и при следующей попытке достичь Северного полюса на воздушном шаре. «Воздушный шар из самой плотной материи, спутники с тем же мужеством и железной волей, что и у капитана, а также чуть-чуть благосклонности со стороны Эола [бог ветра]… и все наверняка пойдет хорошо, – писал Альфред в письме к Андре87.
