Джесси послушно попробовала телячью котлету с гарниром из молодой моркови и риса. Восхитительно. Она откусила раз, другой, третий...
– Джеймс рассказывал, как Баджер посрамил королевского главного повара в Карлтон-Хаусе.
– Отведайте рагу из утки с зеленым горошком, – посоветовала Дачесс. – Джеймс всегда клянется, что умер и попал в рай для обжор, когда Баджер стряпает для него.
Джесси блаженно вздохнула и, подражая графу, прикрыла глаза.
– Как вы оба ухитряетесь оставаться такими худыми, просто не пойму.
Если девушка не ошиблась, граф только что ухмыльнулся Дачесс с видом человека, сумевшего похитить поцелуй у жены священника. Дачесс рассерженно нахмурилась и пояснила:
– Баджер не все время балует нас.
– Совершенно верно, – поспешно согласился граф. – Ну а теперь признайтесь, что вы на самом деле думаете о Мэгги и ее талантах?
– Мэгги сказала, что я выгляжу великолепно.
В голосе девушки звучали такое недоверие и полнейшее недоумение, что хозяева дружно расхохотались.
– Мэгги права, – кивнул граф. – Попробуйте форель по-женевски. Кроме того, платье Дачесс вам очень идет. В нем она всегда выглядела слишком бледной, особенно с ее унылыми черными волосами и невыразительной внешностью. Но вы просто ослепительны в изумрудно-зеленом. Я лишь удивлен, что оно еще раньше не попало в гардероб Мэгги.
– Мэгги позволила Джесси его примерить, – вмешалась Дачесс, – но при этом предупредила, что, если Джесси не будет в нем неотразима, она заберет его, пока та будет спать. Затем станет носить сама, поскольку такой наряд заслуживает, чтобы его показывали на людях. Мэгги считает, что он вам идет, Джесси?
– Она оглядела меня и начала что-то напевать.
– Превосходный знак, – решил граф. – Вы упомянули, что были жокеем?
– Да, признаюсь, поскольку уже все разболтала. Уверена, что у вас немало опытных жокеев-мужчин.
– Но между няней и жокеем весьма мало общего, – заметила Дачесс. – Вы уверены, что хотите возиться с Чарльзом?
– Он ужасно слюнявый, Джесси. Всех слюнявит, кроме Спирса. Это просто несправедливо! Смотрит на меня, улыбается, а потом злобно щурится, и стоит взять его на руки, как я уже весь мокрый. Кроме того, сейчас у него режутся зубки, и он капризничает. И любит кусать меня за подбородок.
– Он грызет все, до чего может дотянуться.
– Рада буду с ним познакомиться. Жаль, что я не слишком много времени проводила с младенцами, зато очень люблю новорожденных жеребят. Играю с ними, расчесываю, разговариваю и...
– Это уже кое-что. Дети мало чем отличаются от жеребят, верно, Дачесс?
– Почти ничем, – подтвердила жена. – Должна предупредить, Джесси: Энтони, брату Чарльза, только исполнилось шесть, и он будет ревновать, узнав, что у Чарльза новая няня, поэтому за ваши юбки будут цепляться не один, а двое.
Глаза Джесси азартно сверкнули.
– Энтони ездит верхом?
– Как маленький кентавр, – нежно улыбнулась Дачесс. – Возможно, вы согласитесь быть его наставницей?
– И научите его всему, что знаете о лошадях. И расскажете, что большинство английских коней произошли от берберских жеребцов, ввезенных во Францию через Северную Африку.
– О да! – воскликнула Джесси, забывая о восхитительном обеде, о драгоценном обюссонском ковре, на котором покоились ее ноги в дешевых туфлях, о том, что она жалкая уроженка колоний, попавшая в аристократический дом. – Лучше и придумать нельзя! Вы не возражаете?
– Нисколько, – заверил граф. – А вот и Баджер явился выслушать похвалы. Баджер, это Джесси Уорфилд, приехавшая из колоний. Друг Джеймса.
Баджер оказался уродливым великаном с огромными кулаками и широкой улыбкой, одетым, как джентльмен, по ошибке натянувший широкий белый передник, завязанный вокруг пояса.
– Вы Баджер.
– Совершенно верно. Вам понравился суп «жюльен»?
– О да!
– А баранья нога в белом соусе?
– Она воздала должное каждому блюду, Баджер. Ну что у вас в руках?
– Пудинг «Нессельроде».
Он торжественно водрузил блюдо в центр стола, пока трое лакеев ловко меняли приборы и ставили новые тарелки, на которых блестело столько же золота, сколько на прежних.
Закончив, Баджер кивнул Самсону, сделал знак лакеям и заявил:
– Я поговорю с вами завтра, мисс Джесси. Постарайтесь получше отдохнуть. Мастер Энтони будет так рад и взволнован вашим приездом, что способен пробраться в спальню и с разбегу прыгнуть на вас. Это потому, что вы американка, конечно. Он постарается поближе все разглядеть, чтобы убедиться, нет ли у вас лишних пальцев или ушей. Доброй ночи, милорд, Дачесс.
Он исчез, и вместе с ним лакеи.
– Доброй ночи, – откликнулся Маркус. – Обратите внимание на слова мистера Баджера, мисс Джесси. Этот мастер Энтони – настоящая дикая обезьянка.
– Обязательно, – пообещала Джесси, глядя вслед Самсону, торжественно покидавшему маленькую столовую, где, как ей казалось, жило эхо давно ушедших голосов.
– Ну а теперь, дорогая, – предложил граф, поудобнее усаживаясь на стуле, – прежде чем мы перейдем в гостиную попробовать невероятно вкусного кофе Баджера, расскажите, что произошло между вами и Джеймсом и почему вам пришлось в такой спешке бежать в чужую страну.
Девушка перевела взгляд с мужа на жену и выпалила:
– Просто я не хотела ехать к тете Дороти в Нью-Иорк. Это младшая сестра отца – мелочная, злобная и чересчур благочестивая. Она считает, что вы должны быть благодарны, когда она раскрывает все отвратительные стороны вашего характера.
– Я бы тоже в жизни к ней не поехала, – поддержала Дачесс. – Слишком она напоминает мать Джеймса.
– Мать Джеймса – настоящий кошмар. При встрече с ней мне всегда хочется провалиться сквозь землю. Однажды она сказала мне в лицо, что такая шлюха, как я, заслуживает порки. И тут же притворилась, будто ничего такого не говорила и имела в виду, что у меня юбка распоролась. Но на самом деле ничего подобного не произошло, я смотрела.
Джесси вздохнула и добавила:
– Мне больше некуда было деваться. Простите, что явилась так неожиданно и нарушила ваш покой.
– Иногда покой следует нарушать, – возразил граф. – Слишком уж мы становимся благодушными. Можете вмешиваться во все, что угодно, Джесси. Так что случилось между вами и Джеймсом?
– Гости вышли в сад Бланчардов и застали нас вдвоем. Я лежала на Джеймсе, но, честное слово, не целовала его, просто хотела убедиться, что он не потерял сознания, и потому хлопала его по щекам и приблизила губы к его рту, чтобы проверить, дышит ли он. Оказывается, у Джеймса красивый рот, только это не важно сейчас... Словом, моя репутация была навеки погублена, а Джеймса никто не осуждал, потому что он мужчина. Что мне было делать? Джеймсу я не нужна. И никому не нужна, если не считать одного мужчины, но только он вовсе не джентльмен и напал на меня после скачек и позволил всяческие вольности. Но Джеймс спас меня. Заметьте, я и сама бы не оплошала, но Лютер приставил нож к моему горлу. Джеймс очень рассердился, но это, к сожалению, уже ничего не изменило.
