– Папа, возможно и да, но Гленда права. Больше я никому не нужна.
– Вздор! К тому времени, когда мы вернемся в Балтимор, ни один человек не вспомнит, что ты лежала на мне и гладила по лицу, а твои губы были едва ли не в дюйме от моих.
– Собственно говоря, мастер Джеймс, – вставил Самсон, подвигаясь к Джесси чуть ближе, – мистер Спирс, мистер Баджер, Мэгги и я обсудили создавшееся положение, и, по нашему мнению, Джесси не примут больше в балтиморском обществе. По крайней мере не в ее теперешнем состоянии.
– Согласен. Только взгляните на нее. Теперь на эту леди посыплются десятки предложений. Мужчины при одном взгляде на нее будут терять рассудок.
Эти слова, если Джесси не ошиблась, ничуть не напоминали оскорбление.
– Какие именно предложения?
– Молчать, Джесси! Самсон, убирайтесь. Или по крайней мере хотя бы отойдите на три ступеньки. Я не собираюсь душить ее, во всяком случае, пока. Благодарю вас. Джесси, такой глупости я от тебя не ожидал. Погоди... как-то в одной из скачек ты так страстно хотела меня обогнать, что решила сократить дорогу и заставила коня перепрыгнуть через поваленное дерево, но лошадь споткнулась и ты полетела в канаву с водой.
– Помню! Я тогда скакала на Авеле. А вы еще хохотали до потери сознания. Даже не закончили скачку: натянули поводья, остановились на краю этой грязной канавы, смотрели на меня и смеялись, смеялись...
Джеймс также вспомнил, как перепугался едва ли не до смерти, пока не увидел, что ее голова показалась над водой, а сама девчонка выглядела словно мокрая мышь – волосы прилипли к лицу, на щеках грязь, но, к счастью, она отделалась ушибами и синяками. Только тогда он не выдержал и рассмеялся от облегчения. Только тогда.
Джеймс что-то невнятно промычал.
– Но ничего уже нельзя изменить, Джеймс. Я здесь, и вы здесь, и мне интересно знать причину вашего появления.
– Плевать мне на то, что считают Оливер и все остальные, но я не виноват в твоем бесчестье, Джесси.
– Конечно, нет. Я всем, включая отца, это твердила.
– Но ему совершенно все равно. Он заставил меня терзаться угрызениями совести. У меня не осталось иного выбора, кроме как последовать за тобой и притащить тебя домой. Пришлось оставить Марафон. И Элис, которая, надеюсь, сумеет держаться подальше от Мортимера Хэки. Проститься с Конни. И все из-за тебя, Джесси, из-за какой-то девчонки, которая умудрилась ранить Хэки в ногу, а потом свалиться на меня с дерева.
– Но я спасла вашу жизнь, Джеймс. И уберегла от Гленды.
– Верно, но это не важно. Главное, я не собирался в Англию до конца этого года, но пришлось ехать. Только чтобы доставить тебя домой.
– Я не поеду, Джеймс. Я не могу вернуться.
– Джесси абсолютно права, мастер Джеймс, – вмешался Самсон. – В нынешних обстоятельствах ей нет смысла возвращаться.
– Совершенно верно, Джеймс. Никому я в Балтиморе не нужна, кроме, может быть, того негодяя, который осмелился напасть на меня.
Джеймс с силой ударил кулаком в стену и закричал:
– Будешь делать так, как тебе говорят, черт возьми!
– Прекратите вопить. Вы мне никто. И не имеете права приказывать.
– Считай, что я тебе вместо отца. Он хочет видеть тебя дома. Я его посланец и представитель.
– Ха! Забудьте об этом, Джеймс. Я буду поступать, как пожелаю, и собираюсь остаться здесь. Я нахожусь на службе у графа и графини. У меня есть теперь работа и серьезные обязанности. И не смейте рычать на меня, Джеймс Уиндем.
– Неужели? И чем ты тут занимаешься?
– Я няня Чарльза и обучаю Энтони верховой езде.
– О небо, еще хуже, чем я думал! Послушай, Джесси, у Чарльза куча нянек! Не меньше десятка! И Энтони может всему научиться от отца, матери и любого конюха! Маркус и Дачесс позволили тебе остаться из жалости. Но эта бессмыслица должна прекратиться!
Самсон смущенно откашлялся.
– Мастер Джеймс, – тихо окликнул он.
Джеймс медленно повернулся и увидел Маркуса и Дачесс, стоявших в дверях зала и молча смотревших на гостя.
– Добро пожаловать домой, Джеймс, – приветствовал Маркус и, подойдя к кузену, крепко обнял его. – Чертовски плохо выглядишь! Неужели совсем не спал? Худой, как щепка. Ты все это время тревожился о Джесси, да? Ну что же, она жива и здорова. И стала настоящей красавицей. Присмотрись повнимательнее!
– Благодарю, Маркус, за столь своевременные и точные наблюдения. Здравствуйте, Дачесс. Жаль прерывать ваше веселье, но я явился прямо сюда, надеясь найти здесь соплячку, и так оно и вышло. Только она на себя не похожа. Почему вы позволили ей раскраситься, как потаскушке, и одеться лондонской куртизанкой? Она даже не может держать юбки опущенными. Не постыдилась выставить передо мной напоказ чулки, которые слишком для нее хороши.
– Джеймс, дорогой, – невозмутимо заметила Дачесс своим музыкальным голосом, – мы рады вашему приезду и давно ожидали вас, но ради вашего же блага я посоветовала бы не говорить на повышенных тонах и придержать язык. Джесси выглядит ослепительной и куда прелестнее остальных дам. И мы не питаем к ней жалости. Она права. Джесси очень нужна мальчикам и нам тоже.
– Ха.
– Будь вы прокляты, Джеймс, что это с вами?
– Джесси, не вмешивайся. О, черт бы все побрал, я, кажется, наделал глупостей. И поэтому еду домой, в Кендлторп.
– Вы с места не тронетесь, пока не поужинаете, мастер Джеймс. До Кендлторпа два часа езды, и сегодня вы ночуете здесь. Миссис Эмори уже готовит для вас спальню Синих Треугольников. Пойдемте на кухню. Мистер Баджер ждет вас. Дачесс, милорд, Джесси, возвращайтесь к гостям. Я позабочусь о мастере Джеймсе.
Джесси танцевала до трех утра.
– По-моему, я уже неплохо передвигаю ноги, – сказала она, улыбаясь Маркусу, кружившему ее в последнем вальсе.
– Вы правы.
Маркус зевнул и пожаловался:
– Кроме того, вы слишком молоды для меня, Джесси. Я окончательно выдохся. Даже Дачесс похожа на прекрасную, но поникшую розу. Думаю, стоит подождать до завтра, прежде чем начать обучение различным сельским танцам. Самсон любит играть их на пианино.
Полчаса спустя Джесси, кое-как распустив волосы и раздевшись, легла в постель. Шпильки с непривычки исцарапали ей голову. После полуночи ей удалось избавиться от туфель, потихоньку засунув их под кресло. Дорогие чулки были окончательно испорчены, но дело того стоило. Она заплатит Дачесс из собственного жалованья, составлявшего теперь два фунта в неделю.
Она спала и видела во сне Джеймса. На этот раз девушку не мучили кошмары, в которых издающий омерзительное зловоние мертвец обвинял ее в краже сокровища. За последние несколько месяцев этот ужас повторялся четырежды, но сегодня ночью Джеймс не сердился на нее. Наоборот, страстно прижимал к себе, осыпал безумными поцелуями, и губы его были влажными и очень-очень горячими.
