– Не понимаю, почему тебе до сих пор снится этот сон, Джесси, – пробормотал он, обнимая жену. – Успокойся. Дыши медленно, вот так, молодец. Постарайся заснуть.
Проклятие, отчего каждый раз, когда он дарит ей наслаждение, гнусный кошмар повторяется вновь и вновь? Даже сейчас, когда Джесси вспомнила правду, ничто не изменилось. Он хотел завтра же отправиться на Окракок, но это невозможно. Все слишком измучены. Еще одно морское путешествие Джесси не вынесет.
Он осторожно провел кончиками пальцев по ее щеке, навил на палец «ручеек», пригладил кудрявые растрепавшиеся волосы.
– Все будет хорошо, Джесси.
– Джеймс, я спущусь на кухню. Может, найду какое-нибудь средство от тошноты.
– Нет, ты еще плохо знаешь дом. Я сам пойду.
Джеймс вышел через черный ход и направился по выложенной кирпичом дорожке к кухне. Зная Баджера, можно предположить, что он уже обосновался там и что-нибудь приготовил. Он никогда ничего не забывает.
Джеймс с удивлением заметил пробивающийся из-под двери свет. Неужели старая Бесс стряпает в такой час?
Он медленно нажал на ручку двери и прислушался.
– Надеюсь, все согласны, как следует действовать? Это, естественно, Спирс. К каким действиям он призывает?
– Старая шлюха набросится на Джесси, как только поймет, что ее дорогой Джеймс женился, – вставил Самсон. – В таком случае она хоть ненадолго оставит в покое бедняжку Дачесс.
– Скорее всего, – согласился Баджер. – Еще чаю, Мэгги?
– Спасибо, мистер Баджер. Вы положили туда какие-то травки?
– Вы угадали, Мэгги. От них сон лучше. Может, мы сумеем наконец отдохнуть. Господь милосердный знает, как мы в этом нуждаемся, если хотим справиться с множеством проблем, которые стоят перед нами.
Баджер деликатно зевнул, прикрыв рот рукой.
– Только представьте, – произнесла Мэгги, глотнув чая, – мы в колониях.
– Да, – подхватил Спирс, – и в три часа утра собрались на кухне, пытаясь сообразить, что делать дальше.
– И что же вы решили? – осведомился Джеймс, выступая на свет.
– Джеймс! – дружелюбно приветствовал его Спирс, поднимаясь со своего места во главе большого стола. – Вам следовало бы быть с Джесси.
– Я и был, но ей не очень хорошо, поэтому я пришел поискать, чем бы ей помочь.
– Я испек еще немного пресного хлеба, – сообщил Баджер и, отрезав несколько кусочков, завернул их в салфетку.
– К чему же вы все-таки пришли? – переспросил Джеймс, оглядывая собравшихся.
Спирс, как всегда элегантный, в халате из темно-синего бархата с парчовыми обшлагами, объявил:
– Садитесь, Джеймс. Мы выяснили, что никто из нас не может уснуть, кроме мистера Самсона, который, к своему счастью, способен спать стоя, как лошадь. Поэтому и собрались здесь попить чая и побеседовать. Обсудили всё и пришли к решению относительно вашей матери.
– Собираетесь удавить ее и сбросить труп в Патапко? А вы подумали о бедной рыбе?
– Неплохая идея, – обрадовалась Мэгги. – Рыбу, конечно, жаль.
Она выглядела поистине неотразимо в шелковом пеньюаре персикового цвета, который смотрелся бы куда естественнее на любовнице какого-нибудь богача. Волосы были распущены по плечам. Прелестное создание... вполне сознающее собственную прелесть.
– Как получилось, что вы такой милый человек, Джеймс, а она – настоящее Господнее наказание?
– Тайна, покрытая мраком, – улыбнулся Джеймс, садясь и принимая из рук Баджера чашку с чаем.
– Я буду говорить за себя и мистера Самсона, – произнесла Мэгги. – Ваша матушка, Джеймс, способна испортить Джесси жизнь. Мы собираемся защищать вашу жену. Всякий раз, когда сюда станет приезжать миссис Уиндем, мы поочередно будем охранять Джесси, чтобы старая потас... старая леди не смела ее терзать.
Джеймс оглядел слуг, которые вовсе не были слугами в истинном смысле этого слова и полюбили Джесси так же сильно, как Дачесс, Маркуса и самого Джеймса. Он был невероятно благодарен им за это и не знал, как высказать свои чувства.
– Конечно, этот дом не совсем то, к чему вы привыкли, – произнес он вслух. – Прошу прощения за убогую обстановку, но деньги кончились, когда я построил дома для слуг и переделал конюшни и загоны.
– А где жили слуги до того? – удивился Баджер.
– Все они негры и поэтому были рабами. Собственностью хозяина. Их всячески унижали, разлучали мужей с женами, продавали детей. Ненавижу рабство. Как только я купил имение, сразу всех освободил и начал платить жалованье. Они ютились в лачугах, которыми побрезговали бы даже свиньи. Пришлось построить им скромные, но чистые жилища. Иначе я не мог.
– И вы совершенно правы, – кивнул Спирс. – Вы не согласны, Мэгги?
– По-моему, Джеймс – человек совестливый. И как ни странно, он лишь наполовину англичанин!
– Да, – повторил Баджер.
– Судите сами, какая из моих половин – лучшая, – посоветовал Джеймс, рассмеялся и допил чай.
Поднявшись, он захватил хлеб и пожелал всем доброй ночи, но уже у самого порога обернулся и объяснил: – Дело не только в моей матери. Есть еще мать Джесси. Они никогда не выступают заодно, а нападают с разных сторон. Вы будете довольны, узнав, что моя мамаша немилосердно изводит мать Джесси. В детстве они были подругами.
Улыбнувшись озабоченным слугам, Джеймс отправился к жене. Джесси скорчилась на постели, стараясь дышать носом, но дурнота все накатывала, и она в отчаянии зажмурилась.
– Джесси говорила, – заметил Спирс после ухода Джеймса, – что отец обещал ей приданое. Этого будет достаточно, чтобы привести дом в порядок.
– Оказывается, нужно позаботиться сразу о двух матерях! – воскликнула Мэгги и, тяжело вздохнув, оперлась о кухонный стол.
– Ничего страшного, Мэгги, – успокоил ее Спирс, – мы все уладим.
– Как всегда, – кивнул Баджер. – Завтра поищу рецепт супа с моллюсками.
На следующее утро плачевное состояние дома из красного кирпича в георгианском стиле стало еще заметнее, особенно когда все собрались в столовой за старым столом, вокруг которого стояли двенадцать стульев с вытертой, когда-то ярко-голубой обивкой. Стены нуждались в покраске и новых обоях, а ковер на полу был чистым, но настолько ветхим, что буквально расползался.
Джеймс, окончательно смутившись, пробормотал:
– Я купил имение у Бумера Бэнкса. Он много лет довел и совсем запустил дом. Мне очень жаль, Джесси. Простите, Дачесс.
– Думаю, мы сможем что-то сделать, – пообещала Дачесс, усаживая Чарльза в углу, на разостланном одеяле, малыш усердно сосал леденец, подарок старой Бесс. Кухарка с первого взгляда влюбилась в Чарльза, ворковала над ним, повторяя, что еще никогда не видела такого милого создания и что его мама – самая хорошенькая куколка на свете, если не считать новой госпожи.
