– А что же должен будет сделать тот, кто проиграет? – подначила их.
И Демура, не моргнув глазом, ответил:
– А проигравший пойдет вести «Утро» с Даной Борисовой.
Они довольно долго проходились на тему Даны и неудачной судьбы тех, кому все-таки пришлось вести с ней «Утро»… И вдруг в нашей студии раздался звонок.
– Здравствуйте! – произнес голос по громкой связи. – Это Александр Любимов. Вы все уволены.
Никто из нас не смог отреагировать в ту же секунду – это был шок. Мы собрались через две секунды и продолжили вести передачу. Голос был не Любимова. Потом мы узнали: звонил его заместитель.
И Демуру действительно уволили – скорее всего, по совокупности причин. Правда, через какое-то время нам удалось уговорить руководство: Степана Демуру все-таки стали иногда приглашать на РБК в качестве эксперта.
Параллельно с «Интерактивным выпуском» я вела тематическую авторскую программу «Немцова. Взгляд». Этот эфир я вела совместно с Ян Янычем Мелкумовым (его все так и называли: Ян Яныч) – очень эрудированным и интересным человеком. Наши выпуски были посвящены не новостной повестке, а более общим вопросам. В частности, у нас была целая серия, где мы рассказывали об экономике разных стран, и цикл программ о странах, которые вступили в ЕС одними из последних.
8 апреля 2013 года умерла Маргарет Тэтчер. Мне казалось правильным сделать передачу о ней как об основоположнице экономической политики «тэтчеризма». Ее суть – монетаризм, приватизация госпредприятий, снижение налогов для малого бизнеса, борьба с профсоюзами и сокращение социальных программ. В России не так много людей, которые были хорошо знакомы с Тэтчер. Один из них – мой отец. В начале 1990-х баронесса – так он ее называл – приезжала в Нижний Новгород, позже мои родители были у нее в гостях в Лондоне. Отец был одним из немногих россиян, кто был приглашен на 80-летний юбилей Тэтчер. Я решила позвать его в эфир. Перед этим согласовала кандидатуру отца у руководства канала.
– Конечно, приглашай, – ответили мне.
Вторым гостем был Владимир Мау, ректор РАНХиГСа.
Отец тогда не поехал в нашу основную студию на Калужской – и вышел в эфир из удаленной студии в «Хайятте». Мау должен был приехать на Калужскую, от РАНХиГС не так далеко ехать.
Однако Мау застрял в жуткой пробке – и в студию влетел то ли за секунду до начала эфира, то ли через секунду после. Как бы то ни было, сначала Мау увидела видеокамера РБК, а уже потом Мау увидел, что в эфир он выходит в одной программе с Немцовым.
Он ужасно разозлился.
– Какого черта ты пригласила Немцова?! – зашипел на меня.
Я сказала, что мне крайне странно слышать такой вопрос. И мы провели отличный эфир: отец рассказывал про визиты Тэтчер в Нижний Новгород, говорил о ее экономической программе и отношении к общему европейскому рынку, против которого Тэтчер активно выступала.
ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО МЕНЯ ТРЕВОЖИЛО, – Я НЕ МОГЛА ПОНЯТЬ, КАК НЕМУ ОБРАЩАТЬСЯ. НАЗЫВАТЬ ЕГО В ЭФИРЕ «ПАПА» – СМЕШНО, «БОРИС ЕФИМОВИЧ» – СТРАННО. В РЕЗУЛЬТАТЕ Я НЕ ОБРАЩАЛАСЬ НИКАК.
Просто представили зрителям: «наш сегодняшний гость – Борис Немцов, сопредседатель партии «ПАРНАС» («Партия народной свободы»). И до сих пор вспоминаю тот «семейный эфир».
Кстати, через несколько месяцев мой отец попал в неформальный «черный список» РБК в связи с выходом его доклада «Зимняя Олимпиада в субтропиках», который был посвящен фактам масштабной коррупции в ходе строительства олимпийских объектов в Сочи. Его пригласили на РБК рассказать о своем докладе – отец со свойственной ему прямотой назвал Путина каким-то оскорбительным словом, по-моему, земляным червяком, – в общем, вышел страшный скандал, потому что РБК был информационным спонсором Паралимпиады.
В 2014 году, во время Гайдаровского форума, Любимов отправил меня и Юрия Таманцевева брать интервью об экономической политике у Дмитрия Медведева. Интервью шло в прямом эфире, было ожидаемо скучным – Медведев ничего прорывного не заявил, у моего соведущего от страха тряслись руки, и в какой-то момент у него выскользнула папка с вопросами и с грохотом упала на пол. Но тем не менее брать интервью у Медведева считалось престижным. Это было в январе, за два месяца до перехода Крыма под контроль России.
Мой взгляд и на Крым, и на российскую агрессивную политику в Украине отличался от мнения Любимова и многих моих коллег, да и в принципе от отношения к этому всему большинства россиян, которые с восторгом восприняли весть о том, что Крым стал де-факто российским.
Я почувствовала, насколько это сложно: быть в меньшинстве. Я с детства была склонна к тому, чтобы зажигаться идеями, которые пропагандирует ближайшее окружение, – достаточно вспомнить, как я чуть не стала адвентисткой, прожив пару недель в семье американских адвентистов.
Здесь же мне пришлось идти против своего окружения. Причем против людей, которых я знала и с которыми была в хороших отношениях. Я не поддержала переход Крыма. Мне была чужда эйфория, которая охватила всю страну. Я понимала, что Крым обернется для России тяжелыми экономическими последствиями и имиджевыми потерями.
Я не поддерживала войну в Донбассе. Мы долго спорили, как называть регулярную армию, которая воевала в Донбассе, – повстанцы или сепаратисты. И я все равно называла их в эфире сепаратистами, как бы на меня ни давили.
Однажды прямо в эфир мне позвонил рассерженный зритель и буквально прокричал в трубку:
– Какого черта вы называете их сепаратистами?
– А когда шла война в Чечне, как вы называли воюющих чеченцев?
Он ответил:
– Боевики.
И наш разговор закончился.
После ко мне в студию ворвался Карабьянц с той же претензией. Люди на время потеряли способность мыслить здраво.
Я чувствовала себя неуверенно и некомфортно – психологически оказалось тяжело противостоять точке зрения большинства.
В сентябре 2014-го мне по странному стечению обстоятельств доверили провести политическую программу «Обозреватель» – она была посвящена минским соглашениям, которые, по замыслу, должны были обеспечить мир на востоке Украины. Я готовилась к эфиру и не могла понять: как мне выстроить его таким образом, чтобы программа была содержательной.
Я позвонила отцу:
– Пап, мне доверили провести политическую программу. Надо подумать, как это сделать…
Я даже не успела договорить.
– Главная проблема политических программ на РБК, – сказал сразу отец, – в том, что вы зовете экспертов. И поэтому программы получаются непопулярными. А нужно звать людей, принимающих решения. Причем все стороны.
Он был прав.
Я пригласила в программу Франца Клинцевича, заместителя председателя комитета по обороне Госдумы, и одного из лидеров сепаратистов Павла Губарева. Взгляд оппозиции представлял Владимир Кара-Мурза мл., один из организаторов марша мира в Москве.
