Владимир смотрит на помощника, не скрывая удивления. Вот от кого от кого, а от идиота Артура помощи не ждал.
– И все?
– Ну да. Сбили животное. А так вроде тихо.
– Спасибо, – говорит Владимир, а сам отмечает, значит, о пропаже девочек никто не заявлял.
Это может значить, что отец девочек запретил обращаться в полицию. Возможно, он сейчас где-то мучает их мать. Это может значить, что настало время вмешаться. Если женщина, не дай бог, пострадает, теперь это будет и вина Владимира.
– Спасибо, – повторяет Владимир.
Но вполне могло быть, что девочка наврала.
– Да не за что, друг.
– Артур, а может, слышал? На днях никто не обращался с заявлениями о пропавших детях?
Вопрос Владимира не смущает идиота Артура.
– Хо-хо. Это регулярно, – говорит он, подвигает папку с документами и разглядывает надпись.
Артур разворачивает листы, бегло перечитывает.
– Вот. Позавчера, например, два мальчика, семи и двенадцати лет соответственно. Потеряшки.
Он откладывает лист в сторону.
– Или вот еще. Вчера буквально. Девочка. Одиннадцать… Хотя нет, эту уже нашли. А вот…
– А зачем тебе? – перебивает Васильевна.
Ее очки снова на носу, ее глаза вновь впиваются во Владимира.
– Есть какая-то информация?
Ее голос, ее тон, ее взгляд заставляют оправдываться. Даже если ты ничего не совершил, даже если прав. Приходится оправдываться.
Владимир успевает посочувствовать мужу Васильевны. Каждый вечер терпеть на себе этот взгляд. Если, конечно, у нее есть муж.
– Нет-нет. Какая информация? Просто в последнее время начал всерьез задумываться о вопросах родительства.
– Да. Такие бывает попадаются родители, что мама не горюй, – говорит Артур с неподдельной озабоченностью.
– Владимир. – Голос Васильевны становится строгим. – Если вдруг тебе что-то известно…
– Нет. Говорю же, хочу разобраться для себя.
Кажется, Васильевна опять что-то заметила. Что-то поняла. Заподозрила. Хотя она всегда так выглядит, так что здесь не угадаешь.
– Пойду я.
– Заходи еще, друг, – говорит Артур и показывает большой палец вверх.
Владимир никогда не назовет идиота Артура другом, но в ответ тоже показывает ему большой палец и подмигивает.
– Всего доброго, Владимир, – говорит Васильевна.
– До свидания.
– Всего доброго, – повторяет женщина, которая привыкла, что последнее слово всегда остается за ней.
Дверные петли скрипят. Львица с львенком печально смотрят вслед уходящему гостю. Пальцы Васильевны включают монитор, набирают текст. А Владимиру не терпится выйти и покурить.
* * *
Катя внимательно слушает, изредка что-то переспрашивает.
Глеб рассказывает обо всем подряд. О том, как ему живется одному, что нового произошло на работе. Говорит, что теперь в его старом кабинете работает трое полицейских. Тесно, зато есть младший сотрудник, на которого можно сбросить часть неприятных обязанностей.
Глеб говорит, а Катя слушает с таким вдохновением, словно круг ее общения пациенты да заварник с чаем.
Пакетик с конфетами пустеет.
Глеб почти приступает к рассказу о Майе и Лилии, но осекается. Лучше об этом промолчать. Лучше, чтобы лишние уши не слышали о его не совсем законных делах.
– Вот в принципе и все.
Глеб заканчивает свой рассказ.
– О чем еще рассказать?
По выражению лица Кати не понять, удовлетворил ли ее любопытство краткий отчет Глеба. Она поправляет прическу, надевает обратно свой забавный чепчик и облокачивается на стол.
– Если ты закончил лить воду… Может, наконец перестанешь разглядывать мое декольте?
Зачем она это говорит? Глеб и не думал смотреть туда. Возможно, это такой способ навязать ему мысль, подтолкнуть к идее, сбить с толку? Способ манипулировать. Или попытка отвлечь. Впрочем, какая разница? Глеб выполнил свою часть сделки.
Все, что он сказал Кате, – чистая правда.
– Ну. Так ты поможешь с девочкой? Я же тебе все рассказал.
Катя двигает указательным пальцем из стороны в сторону. Звучно выдыхает через сомкнутые губы.
– Нет? Мы же договаривались…
– Раз уж ты все рассказал, – не дает ему договорить Катя. Она акцентирует голосом на слове «все».
– Ну да. Без вранья.
– Тогда и я врать не буду. Отвечу тебе тем же.
Она издевается.
Катя меняет тон и с видом бывалого начальника, готового вежливо послать куда подальше, продолжает:
– Должна признать, что под твои… под ваши описания у нас никто не подходит.
– Но…
– Это абсолютно точно. И это тоже чистая правда. Я давно здесь работаю, знаю всех пациентов по именам. И, к сожалению, вынуждена констатировать, что похожей девочки не припомню.
– Тогда почему сразу не сказала?
– Я вам сразу так и ответила. Никакой Лилии у нас не числится и никогда не было.
– Кать, зачем?
На этот раз он искренне раздражен.
– Ладно. Спасибо, – говорит Глеб.
Он встает и идет к выходу. Он бы добавил, что жалеет о встрече, впустую потратил полдня, но решает, что эта фраза чересчур грубая и приберегает ее для более подходящего случая.
– А вот наконец-то искренний Глеб появился.
Катя хихикает.
– Успокойся. Я не собиралась тебя дурачить. Обещала свою помощь взамен на правду. С тебя – правда, с меня – девочка.
– Но я уже тебе рассказал.
– Уверен, что рассказал правду?
Она опять хитро улыбается и ждет.
– Каждое слово?
– Абсолютно.
– А мне кажется, что кое-что недоговорил.
– Например?
– Например, кое-что весомое. Кое-что, без чего вся твоя правда не имеет смысла.
– Я не понимаю.
Глеб все еще стоит у двери. Но на этот раз никто не собирается его останавливать. Он это знает. И он не спешит выходить.
– Если хочешь, я помогу понять.
Катя закидывает ногу за ногу, смотрит куда-то в сторону и прикладывает палец к подбородку.
– Ответь, Глебушка. А к кому это ушла красавица Аллочка от твоего очкастого друга-неудачника?
Глеб было открыл рот, чтобы произнести, что он не знает и что это вовсе не имеет значения, но Катя не дает ему сказать, продолжает сама:
