Последние два слова Корнилов произнес таким тоном и с таким выражением лица, словно сулил отщепенцам судьбу не купцов, а каких-нибудь путан (хотя тоже ведь торговая деятельность — своего рода).
— А теперь кто мне скажет, что главное в бою? — обведя глазами наш строй, поинтересовался есаул далее.
— Победа! — тут же выкрикнула с места Иванка.
— По-своему, верно, — кивнул Юрий Константинович. — Но я спрашивал не о цели, а о самом процессе.
— Тогда — техника, — подсуетилась Иванова, должно быть, ориентируясь на название предмета.
— Правильно, но не полно, — заявил на это Корнилов.
— Сила! — предложил свой вариант Кутайсов.
— Знание и понимание противника, — высказался Ясухару.
— Навык работы в команде — если сражаешься не в одиночку, — вбросила фон Ливен.
— Правильная тактика? — предположила Муравьева. — Ну, там разного рода хитрости…
— Мана, — брякнул я — просто чтобы вовсе уж не оставаться чужим на этом празднике жизни.
— Кто сказал «мана»? — незамедлительно отреагировал преподаватель. — Шаг вперед!
Я вышел из строя.
— Кадет Огинский-Зотов, господин есаул!
— Я знаю, кто вы, — усмехнулся Корнилов. — Шесть призовых баллов, молодой князь. Вернитесь к товарищам!
Я шагнул назад, признаться, не особо понимая, чем мой ответ был лучше других.
Впрочем, Юрий Константинович не замедлил это объяснить.
— Все, что здесь прозвучало — существенно. И техника, и сила, и тактика, которой вас будут учить на старших курсах. И знание врага — спиритология вам в помощь. Но ничто их этого в ходе боя у вас не убывает. Понимание противника может даже улучшиться. А вот мана постоянно тратится. Посему именно она — самое главное в бою. То, о чем все время необходимо помнить, то, что нужно постоянно контролировать, чтобы не остаться в какой-то момент с голой… аурой.
В строю раздались неуверенные смешки.
— Посему, наше с вами первое занятие мы посвятим именно мане. А именно, передаче ее соратнику — и, соответственно, технике откачки. Здесь есть свои тонкости. Первая: забирая ману, неопытный боец обычно хватает товарища за ладонь. Тем самым оба временно выключают из боя по одной руке. Сие ошибка. Контакт пальцами с кожей партнера действительно необходим, но вовсе не обязательно делать его взаимным. Достаточно дотронуться до запястья, тыльной стороны кисти или любого иного открытого участка тела — причем осуществить сие может как донор маны, так и ее получатель — без разницы. Для боя же у вас останется три комплекта пальцев на двоих — всяко лучше, чем два. Не случайно у наших предков была традиция — перед сражением обнажаться по пояс, как бы приглашая соратников подпитаться. Сейчас сего не требуется — проводником маны нам служат эполеты, аксельбанты, галуны и прочие детали военного мундира. На кадетскую форму сие, увы, не распространяется, посему…
— …всем раздеться по пояс, включая дам! — прошептал кто-то.
— …посему не пытайтесь ухватить друг друга за погоны, — закончил фразу есаул. — Тыльная сторона ладони — оптимальная зона контакта.
— Ну вот!.. — разочарованно раздалось в строю.
— Нюанс второй, — продолжил между тем Корнилов. — Принимая ману, важно ничего не расплескать. Допустимой потерей при передаче считается одна шестая, но случается, что в запарке мимо уходит треть, а то и до половины. Сие, конечно же, недопустимо. Существует две техники, минимизирующие холостой расход маны. Одна — внутренняя, к ней вы пока не готовы. Вторая — внешняя. Сморим сюда!
Юрий Константинович поднял руку, большим пальцем прижал к ладони мизинец, безымянный и средний пальцы свел вместе, а указательный оттопырил.
Вместе со всеми я повторил комбинацию за есаулом.
— Ничего сложного, — заявил между тем Корнилов. — Скоро сами убедитесь — в ходе практического занятия. Учтите, технику следует применять синхронно — тому, кто маной делится, и тому, кто принимает. И до момента передачи, а не во время оной!
Убедившись, что фигуру сложили все, преподаватель расслабил пальцы и руку опустил.
— Помимо сокращения потерь, сия техника решает еще одну немаловажную задачу, — продолжил он. — Как многим из вас, должно быть, известно, обмен маной — процедура специфическая, можно даже сказать, интимная. Для донора — иногда болезненная, а для получателя, зачастую, хотя и не всегда, конечно — неуместно сладостная…
Я тут же вспомнил реакцию Терезы на полигоне, да и свои собственные ощущения — когда Надя прокачивала через меня свою ману, пробуя вычислить мой предел. Ну и обратный пример — когда меня пытался опустошить братец Миланы.
— И то и другое в бою способно отвлечь, — заявил Юрий Константинович. — И пока вы будете приходить в себя — от боли ли, от экстаза ли — враг успеет с вами разделаться. Но сего не случится, если своевременно воспользоваться продемонстрированной мной техникой… — есаул ненадолго умолк, задумчиво оглядывая нас. — Пожалуй, из теории сие — все. Если нет вопросов, переходим к практической части!
Вопросов ни у кого не оказалось.
* * *
Зал полигона, в который привел нас Корнилов, представлял собой замысловатый лабиринт из узких, извилистых коридоров, то забиравших вверх, то уходивших под уклон. Каждому из кадетов был выделен свой, изолированный от прочих участок. Ну, как изолированный — перебраться к соседям было невозможно, но через каждую пару аршин в стенах имелись отверстия, иногда совсем узкие, только руку просунуть, иногда пошире — можно даже подсмотреть вполглаза, как там идут дела у товарища.
А еще в коридорах время от времени появлялись мишени — обычно в виде какого-нибудь чудовища. Их требовалось поражать, набирая зачетные очки, которые в конце занятия должны были пересчитываться в призовые баллы. Поражать — любой доступной боевой техникой, но при одном непременном условии: собственной маной пользоваться было нельзя, только чужой. Для этого-то и служили дыры в стенах: сунул туда руку, крикнул: «Дай!» или «Налей!» — и что получил, то и тратишь.
Сложным упражнение назвать было нельзя. Мишени в ответ не огрызались — правда, если вовремя по ним не ударить, секунд через десять-двенадцать они исчезали, оставив слоупока без набранных очков. Но я пока успевал — и в цель попадать, и на запросы соседей реагировать.
За те пять минут, что я шел по лабиринту, моей маной воспользовались Воронцова, Муравьева, Кутайсов (а что было делать?), снова Воронцова и еще пара человек, которых я даже не рассмотрел. Сам я получил подпитку от Ясухару, от фон Ливен, от княжны Орловой из отделения Тоётоми и от троих анонимных доноров, лица которых скрыла стена, а голоса я не узнал.
— Маны! — требовательно раздалось справа.
Я повернул голову: из отверстия высовывалась изящная кисть с парой перстней на пальцах — серебристой печаткой гонщика и вросшим Слепком духа. Снова Воронцова! Что-то часто мы с ней пересекаемся…
