— Понятно. Значит, ты не готов к откровенному разговору. Тетя Софи всегда утверждала, что умный мужчина умеет отвлечь женщину, если та задает неприятные для него вопросы. Возможно, ты соизволишь ответить на этот: если бы Грейсона не подвели к «Правилам Пейла», если бы мы вообще не знали о Саримунде и его проклятых правилах, если нам было не на чем сосредоточиться, если бы мы не оказались втянуты в эту чертову тайну, что бы ты делал? Постоянно торчал бы рядом, на тот случай если со мной случится что-то скверное? Что какой-то монстр попытается расправиться со мной, и ты его убьешь?
— Не знаю. По правде, говоря, не думал об этом. Все происходило так быстро, что я сознавал одно: именно я, Николас Вейл, а не капитан Джаред или другие представители рода Вейлов, оказался в нужном месте в нужное время. Там, где ты ожидала меня.
— Я не ждала никого и ничего, кроме возвращения памяти. И понятия не имела, что мне следовало кого-то ждать. Нет… это неправда… песня всегда была со мной. Я должна, должна была ее понять. Полагаю, что ты со мной согласишься.
— Соглашусь. Даже без «Правил Пейла». Но откуда взялась эта песня?
— Знаешь, она с самого начала отпечаталась в моей голове и моей душе. И даже потеря памяти не помешала мне ее запомнить.
— Точно так же как я знал о тебе. Узнал тебя с первого взгляда. Эти знания отпечатались в моей голове и моей душе.
— Но, Николас, пойми, я больше ничего не знаю. Не знаю истинного смысла песни, да после стольких лет мне вообще все равно. Пока не появился ты, не было ни тайн, ни долга. И что общего может иметь со всем этим какая-то песня?
— Ричард пытался тебя похитить.
— Именно, и это обстоятельство очень меня интересует. Зачем ему меня похищать? Чтобы помешать свадьбе? Чтобы я не родила тебе наследника? Чтобы потом убить тебя и присвоить титул и поместье? Но мы были знакомы очень недолго. Зачем действовать так поспешно из-за того, чему, возможно, вообще не бывать?
— Я совсем не знаю Ричарда и тем более не понимаю. Может, ты права и его мотивы действительно таковы? Звучит достаточно логично, потому что он очень обозлен на меня, да и человек, по-моему, скверный, хотя еще слишком молод, чтобы погрязнуть в грехах.
— Вы действительно похожи как близнецы, хотя на вид ты немного старше. Ему всего двадцать один год. И вправду слишком молод, чтобы замышлять убийство брата или будущей невестки.
— Ты сама видела, какой Ланселот негодяй. Можешь представить, каким он станет в тридцать лет? Если доживет до этого возраста. И что можно сказать про Обри? Мне он показался умным и проницательным не по годам.
— Действительно, твоих родственников трудно назвать любящими и преданными. А вдруг Ричард хотел сам заполучить меня по причинам, нам пока еще неизвестным? Может, он увидел меня и, в отличие от тебя, влюбился с первого взгляда? Может, его сразил удар молнии и он решил, что должен завладеть мной или умереть?
— Что за слезливо-сентиментальная тирада! — воскликнул Николас, шагнув к ней.
Но Розалинда взглянула ему в глаза и перевела взор на протянутую руку.
— Не стоит, — спокойно предупредила на.
Николас глубоко вздохнул, но не отступил, хотя опустил руку. Глаза его гневно блеснули, хотя голос звучал ровно:
— Дело в том, что кому-то ты очень небезразлична. Кто знает, может, люди, пытавшиеся убить ребенка, где-то поблизости? Узнают ли они тебя, как узнал я? А этот Реннат? Кто он для тебя? И что собой представляет? Твой далекий предок? Или милосердное существо, которому поручено присматривать за тобой? Если это так, он не слишком усердно выполнял свои обязанности, когда тебе было восемь лет. Кто твои родители? Живы ли они? И где сейчас находятся?
— Ты сам понимаешь, что ответов у меня нет. Интересно, что заговорила я сразу на двух языках: английском и итальянском. Откуда я родом?
— Я уже говорил, что наведу справки, и сделаю это.
— О чем ты собираешься узнавать?
— Все очень просто: необходимо узнать, не потеряла ли некая богатая семья ребенка, девочку, которая таинственно исчезла десять лет назад. Ты говоришь по-английски как хорошо воспитанная леди, и уверен, итальянский тоже освоила в совершенстве. Каким образом получилось так, что ты прекрасно знаешь сразу два языка? Райдер говорил, что твоя одежда была хоть и рваная, но хорошего покроя. Кроме того, сохранился золотой медальон. Кто-то может его узнать. И еще одно: после того как ты оставила меня наедине с призраком капитана, я дочитал его дневники. И сказал, что его помощь не стоит и плевка, что он не привел ни единого полезного факта. Представляешь, он даже не наклонил кресло.
— Может, стыдится?
— А, по-моему, сам ничего не знает, тем более что не он нашел малышку, которой обязан долгом.
— А меня не оставляет одна мысль: почему кому-то понадобилось убивать ребенка?
— Не забывай: кто бы это ни был, он потерпел неудачу. И над этим стоит подумать, не так ли?
Розалинда неожиданно поняла, что он прав.
— Да, хотя расправиться с маленькой девочкой не так уж и сложно, тем более что защищаться она не станет.
— Но почему он оказался в Истборне? Если ты итальянка, каким образом попала в Англию? Вместе с родителями? Или тебя похитили? Нет, этого быть не может. Твои родители подняли бы такой переполох, что Райдер Шербрук наверняка услышал бы о пропаже ребенка. Нет, тебя, скорее всего увезли из Италии. Но кто? И зачем ему или ей убивать тебя здесь, в Истборне?
— Кстати, ты и тут прав. Зачем трудиться и везти меня сюда? Почему бы просто не бросить за борт в том же Ла-Манше?
Николас ударил кулаком в стену с такой силой, что портрет капитана Джареда в тяжелой позолоченной раме покосился. Лицо Николаса помрачнело, глаза на миг помутнели, лицо исказилось злобой, губы искривила жестокая усмешка.
— Ад и проклятие! Не сердись на меня, Розалинда. Я сделал то, что повелел мне долг.
— Знаю, — вздохнула она.
Облегчение было так велико, что даже ярость немного улеглась.
— Правда?
— Конечно. Скажи, Николас, когда все это разрешится, ты вернешься в Макао? Может, там действуют другие законы, позволяющие иметь одну жену в Англии, а другую — в португальской колонии?
Николас замер. Лицо казалось высеченным изо льда.
— Ты моя чертова жена. И останешься моей чертовой женой до того дня, когда мы оба умрем.
— Нет, — процедила она. — Я твой долг.
С этими словами она повернулась и ушла. В спину ей неслись злобные, яростные проклятия, смысла которых она по большей части не понимала, однако сообразила, что он имел в виду некую женщину, чьи уши очень хотел бы надрать.
* * *
До супружеской спальни Николас добрался лишь поздно ночью, но Розалинду там не нашел. Он не ожидал, что жена добровольно отдастся ему, но считал, что она будет лежать в постели, и скорее всего притворяться спящей.
