Миссис Морген наклонилась к Эмили, теперь её лицо было всего в нескольких сантиметрах.
— Слушай сюда, наглая сучка. Мой сын сдал задание. Он заслуживает поблажки, и ты это обеспечишь. А если нет, я сделаю так, что ты очень сильно об этом пожалеешь. Я знаю, где вы живёте, миссис Карсон.
Волосы Эмили выпали из-за уха, когда она встала и пересекла комнату, встав у телефона на стене.
— Думаю, лучше нам обсудить этот вопрос, как и вашу угрозу, в кабинете директора.
Миссис Морген тоже встала.
— Вы почти правы. Если не исправите оценку, я клянусь, что выдумаю какую-нибудь историю о том, как вы унижали моего сына, ей будет интересно послушать. Как вам такое? Вы на него накричали и сказали, что он «отсталый дебил, который никогда ничего не добьётся», и из-за этого он не может выйти из депрессии? А, и ещё! Теперь, когда он пытается делать домашнее задание, его тошнит, а потом он плачет.
Вся кровь отлила от лица Эмили. Она уж думала, что всякое повидала, но это что-то новенькое.
Не бойся. Не давай ей понять, что она тебя задела.
Эмили открыла дверь. Родительница указала на выход.
— После вас.
* * *
Миссис Морген превратилась в текущую реку крокодильих слёз, как только кабинет директора замаячил в конце коридора. Эмили запоздало осознала свою ошибку. Надо было оставить эту особу в классе, самой прийти и сообщить об угрозе и послать Джойс обратно в класс разбираться с этой гадюкой.
Ложь миссис Морген была очевидна, и она противоречила самой себе по мере того, как шла история. Но все-таки ее слов хватило. Джойс подождала, пока она выговорится, и спросила, хочет ли миссис Морген подать официальную жалобу. Затем Джойс заверила миссис Морген, что на следующий день её сына переведут в другой класс, и отвела её в кабинет заместителя директора, чтобы оформить бумаги.
Когда директор вернулась в кабинет, на ее лице застыло невозмутимое выражение.
— А теперь выслушаем твою версию.
Она же не могла поверить в эти бредни? Эмили объяснила, почему к ней пришла миссис Морген.
— Она уже четвёртый раз просит изменить оценку сына, а ведь сейчас начало декабря. Также она присылала мне отвратительные записки о том, что я задаю слишком много и тем самым напрягаю родителей, — рассказала Карсон и передала Джойс сочинение. — Когда я объяснила, почему не могу поменять оценку, она стала мне угрожать. Сказала, что придумает историю, как я унижала её сына, а ещё что знает, где я живу.
— Так ты говоришь, что она выдумала жалобу, потому что ты отказалась менять оценку Эрика?
Эмили моргнула. Какое безумие.
— Да, именно так.
Лицо Джойс не выдавало ни эмоции.
— Ты же знаешь, что мы обязаны очень серьёзно относиться к таким заявлениям.
Эмили почувствовала, как краснеет лицо.
— Да ладно тебе, Джойс! Это же не серьёзно? Ты прекрасно меня знаешь.
— Я бы так не сказала. Иногда ты бываешь импульсивной и не всегда думаешь перед тем, как что-то сказать.
Эмили просто уставилась на Джойс, пока до неё доходил смысл слов. Она была идиоткой — надо было понимать, что к этому всё и шло. Миссис Морген только что на блюдечке с голубой каёмочкой преподнесла Джойс возможность отплатить.
Эмили была талантливым педагогом, восходящей звездой. Её наняли на работу ещё до того, как она закончила последний год обучения. Она умела преподносить материал весело и интересно, а также могла быстро менять формат преподавания, когда понимала, что дети не справляются. Но она ничего не знала ни про политику, ни про дипломатию, и не раз «утирала нос» другим педагогам. Включая Джойс.
Она пришла в школу, наивно полагая, что учителя и другие работники в первую очередь заботятся об учениках. Эта иллюзия разрушилась во время первого педсовета, когда она наблюдала, как два других учителя чуть ли не дрались из-за потенциальной новой вакансии. У каждого были свои приоритеты, и ученики числились далеко не первыми. Казалось, что образованию выделяют средства в последнюю очередь, поэтому школам никогда ничего не хватало. А это приводило к бесконечным баталиям за распределение ресурсов между отделами, за определение того, кого и когда нанимать, кто получит доступ к классам и оборудованию. Быстро создавались альянсы для продвижения на административные посты определенных людей, обещавших выделить ресурсы тем, кто будет их поддерживать. Причем для продвижения в обход других, гораздо более квалифицированных кандидатов. Почти никто не заботился о том, куда действительно нужно было выделять средства, а те, кто хоть как-то об этом думал, оставались в стороне одни и без поддержки. Их наказывали за то, что они «всё усложняли», и обходили стороной, когда приходило время для каких-либо наград за заслуги, хотя у них были самые высокие показатели. Её научный руководитель в аспирантуре советовал ей не высовываться и сосредоточиться на преподавании, но даже это воспринималось как принятие чьей-то стороны. А когда она попробовала эту тактику, их завуч рассердился за то, что она не слишком активно агитировала за их отдел.
Вся ситуация достигла апогея, когда шесть месяцев назад в школу прибыла группа внешних аудиторов, чтобы провести рядовое расследование. Когда Эмили спросили о неопределенном распределении нескольких спорных «мешочков с деньгами», вместо того чтобы прикинуться дурочкой, она, вместе с двумя другими учителями, честно рассказала о том, как использовались эти средства. Директор и завучи рвали и метали, и все трое учителей стали изгоями. Тем не менее до сегодняшнего дня Эмили цеплялась за надежду, что даже если они не уважают её моральный выбор, её квалифицированное преподавание и преданность ученикам все-таки будут обеспечивать необходимое уважение и поддержку со стороны начальства.
Но, может быть, это всё паранойя, может быть, Джойс говорит совсем не об этом? Эмили с последней надеждой попробовала ещё раз, её слова казались тихими и несерьёзными сквозь барабанную дробь её сердца.
— Нет, подожди минутку. Эта женщина угрожала мне, что придумает историю и придёт ко мне домой. Я здесь жертва.
— Что ж, завтра мы вызовем представителя твоего профсоюза, и ты подашь на неё жалобу. Но, насколько я понимаю, будет твоё слово против её. И нашей важнейшей задачей — которую ты, несомненно, разделяешь — является защита детей, — констатировала Джойс и встала из-за стола.
Мысль ясна. Может, Эмили и наивна, но она может прочесть послание на стене, когда оно написано кровью.
Глава одиннадцатая
Эмили барабанила по двери на час позже, чем обычно. Никто не удосужился поднять голову. Она положила свой портфель и стопку книг и заглянула через окно в гостиную. Её муж, Эдди, завороженно уставился в экран телевизора, по которому показывали хоккей, как обычно. Сюзанна, её старшая дочь, развалилась в кресле, что-то печатая в телефоне. Уэйда, ее сына, вообще не было видно, наверное, он у друзей.
