Страх может вызываться прямыми угрозами, запрещениями и наказаниями или взрывами раздражения и яростными сценами, происходящими на глазах у ребенка; он может вызываться также косвенным запугиванием, когда на ребенка воздействуют угрожающими ему в жизни опасностями, такими как микробы, автомобили, незнакомые люди, невоспитанные дети или падение с дерева. Чем чувствительнее ребенок ко всем этим вещам, тем меньше он осмеливается проявлять или даже сознавать в себе враждебность. Здесь действует девиз: я должен подавить мою враждебность, потому что я тебя боюсь.
Еще одной причиной подавления враждебности может быть любовь. Где отсутствует подлинная любовь, там особенно настойчиво объясняют, как сильно родители любят ребенка, как они готовы отдать за него последнюю каплю крови. Ребенок, в особенности запуганный чем-нибудь другим, может цепляться за такой суррогат любви и потому боится взбунтоваться, чтобы не потерять вознаграждение за свою кротость. В таких ситуациях действует девиз: я должен подавлять враждебность, потому что боюсь потерять любовь. <…>
Кроме того, в нашей культуре ребенку внушают обычно чувство вины за любое выражение враждебности или несогласия; иными словами, ему внушают, что он должен чувствовать себя недостойным или заслуживающим презрения, если выразит или почувствует возмущение против родителей, или нарушит установленные ими правила. Эти две причины чувства вины тесно связаны между собой. Чем больше ребенок чувствует себя виноватым в выходе на запрещенную территорию, тем меньше он осмелится испытывать досаду на своих родителей или в чем-нибудь их обвинять»
[169].
Однако опасность того, что ребенок находится в состоянии постоянной тревоги в семье, заключается еще и в том, что постепенно он начинает воспринимать негативно весь окружающий его мир. Он видит в нем лишь агрессивную среду, от которой нужно только защищаться, но ни в коем случае не доверять или просить помощи.
Появившись в раннем детстве и будучи давно забытыми, тревога и враждебность в дальнейшем могут не покидать человека на протяжении всей жизни, наполняя ее страданиями. Для того чтобы справиться с ними, человек вынужден вырабатывать различные способы защиты, среди которых любовь, подчинение, власть и отдаление являются основными.
«Во-первых, обеспечить себе в любой форме любовь — значит обрести сильную защиту от беспокойства. Девиз здесь таков: если ты любишь меня, ты меня не обидишь. Во-вторых, средством от беспокойства может быть подчинение; его можно в общих чертах разделить на два вида, в зависимости от того, относится оно или нет к определенным лицам и учреждениям. Центральное место занимает здесь, например, подчинение стандартизованным традиционным взглядам, ритуалам некоторой религии или требованиям некоторого могущественного человека. Подчинение этим правилам или требованиям становится определяющим мотивом всего поведения. Такая установка может формулироваться как требование быть «хорошим», хотя смысл этого выражения меняется в зависимости от того, каким правилам следует подчиняться.
Если установка подчинения не связывается с определенным учреждением или лицом, она принимает более общую форму угождения потенциальным желаниям всевозможных людей и избежания всего, что может кого-нибудь обидеть. В таких случаях индивид подавляет все собственные требования, подавляет критическое отношение к другим, позволяет оскорблять себя, не защищаясь, и готов без разбора помогать всем другим. Иногда люди сознают, что за такими действиями стоит беспокойство, но обычно они не подозревают об этом и твердо убеждены, что они действуют таким образом, руководствуясь идеалами бескорыстия и самопожертвования, доходящими до отречения от собственных стремлений. Как в специфической, так и в общей форме подчинения действует один и тот же девиз: если я уступлю, меня не обидят.
Установка подчинения может также служить цели получить успокоение от любви. Если для человека так важно быть любимым, что от этого зависит его ощущение жизненной безопасности, то он готов платить за любовь какую угодно цену, а это значит, главным образом, подчиняться желаниям других. Но часто человек не способен поверить ни в какую любовь, и тогда его установка подчинения направлена не к приобретению любви, а к приобретению защиты. Есть люди, чувствующие себя в безопасности лишь при жестком подчинении. Их беспокойство столь сильно, и их неверие в любовь столь полно, что возможность любви они даже не принимают в расчет.
Третий способ защиты от основного беспокойства — это власть; человек пытается обеспечить свою безопасность, добившись реальной власти или успеха, богатства, восхищения окружающих или интеллектуального превосходства. Девиз этого способа защиты: если у меня будет власть, никто меня не обидит.
Четвертый способ защиты — это отдаление. Описанные выше защитные механизмы имеют общую черту — готовность бороться с миром, тем или иным путем справляться с ним. Но можно обрести защиту, также удалившись от мира. Это не значит, что надо уйти в пустыню или в полное одиночество; это значит добиться независимости от других в том, что касается внешних или внутренних потребностей индивида. Независимости в отношении внешних потребностей можно добиться накоплением имущества. Здесь стремление к обогащению имеет совсем иную мотивацию, чем в том случае, когда оно должно дать власть или влияние; и соответственно этому имущество используется иначе. Когда копят имущество для независимости, испытывают обычно слишком много беспокойства, чтобы можно было им наслаждаться, и оно охраняется с установкой скупости, потому что единственной целью является сохранение его при всех обстоятельствах.
Другое средство, служащее той же цели — достижению внешней независимости, — это сведение к минимуму личных потребностей. Независимость в отношении внутренних потребностей может быть достигнута, например, если человек эмоционально отделяет себя от людей, чтобы ничто не могло его задеть или разочаровать. Это означает отключение своих эмоциональных потребностей. Одно из выражений такой отрешенности — установка ничего не принимать всерьез, в том числе и самого себя, весьма распространенная в интеллектуальных кругах. Не принимать себя всерьез — вовсе не то же самое, что не придавать себе значения. В действительности эти установки могут быть прямо противоположны.
Эти приемы отдаления имеют то сходство с приемами подчинения и угождения, что те и другие требуют отречения от собственных желаний. Но если человек стремится быть «хорошим» или угождает желаниям других, чтобы чувствовать себя в безопасности, то в случае отдаления представление о «хорошем» поведении вообще не играет роли, а целью отречения является достижение независимости от других. Девиз здесь таков: если я отдаляюсь, ничто не сможет меня обидеть»
[170].
Книга Хорни «Невротическая личность нашего времени» сразу же стала бестселлером. Но в среде психоаналитиков она вызвала недовольство из-за критической позиции в отношении теории Фрейда. В своем труде Хорни, помимо прочего, высказывалась против универсальности одной из фундаментальных идей создателя психоанализа — эдипова комплекса, объявив его частным случаем, возникающим лишь в западной культуре.
