Или бывали такие случаи: жену хорошего лесоруба направляют в этап, ее сожитель об этом узнает, придя с работы, и бежит к начальнику лагпункта чуть не со слезами умолять его, чтобы жену не отправляли в этап.
Начальство не соглашается…
На следующее утро работяга на работу не выходит, его сажают в изолятор, он там сидит день—два, а то и больше, а кубиков нет. Из Управления звонят: почему нет кубиков? И это продолжается несколько дней. В конце концов администрация сдается, и жену уркача освобождают от этапа.
За 14-летнее пребывание в лагере много пришлось увидеть такого, чего на воле и во сне не приснится…
В общем, к уркачам надо иметь особый подход, не то что к осужденным по 58-й ст. Старое лагерное начальство этот подход к ним имело.
Я помню, на 17-м л/п был начальником бывший одесский грузчик, хороший человек. Идет он по зоне, а где-нибудь со стороны кричит работяга-доходяга: «Гражданин начальник!» Начальник, услышав голос работяги, останавливается, выслушивает работягу и оказывает ему соответствующую помощь в его вопросе…
За добро ему работяги платили добром.
В его л/п не было ни одного случая невыполнения месячного плана. Если в первую декаду месяца с выполнением плана дело обстоит плохо, он бьет тревогу, созывает общее собрание заключенных и перед ними выступает.
Он никогда в невыполнении плана себя не отделял от общей массы заключенных, никогда не имел привычки кричать и ругать з/к. Он хорошо знал, что в невыполнении плана не всегда виноваты работяги. Он по душам говорил с работягами, и к концу месяца производственный план был по всем показателям не только выполнен, но и перевыполнен, и л/п выходил на первое или второе место в лагере.
Бывало, на общем собрании то тут, то там раздаются голоса: «Начальничка не подведем!»
Да, к заключенному, независимо от его срока и состава преступления, надо иметь человеческий подход, а этого со стороны администрации не было…
Часто лагерная администрация комплектовалась из прошлого уголовного элемента.
У нас в КВЧ были два начальника, которые в пьяном виде потеряли или пропили партийные билеты, – какого от таких воспитателей можно ждать прока?
На нашем л/п было много уголовного элемента. В своем большинстве они помещались в отдельном бараке, где воровать было нечего. Если кто-то что-то украдет, то за воровство его сильно избивали свои же.
Однажды в наш барак поместили двух лесоповальщиков, уркачей, которые в лагере отбывали по второй десятилетке. С виду ребята хорошие, никого не обидят. Лишь одна их мучает болезнь – надо что-нибудь украсть, а в своем бараке нечего красть.
Вместе с нами живут неделю, две, все спокойно, воровства нет; но вот однажды, смотрю, ребята собирают свои вещи. Спрашиваю:
– Леня! Куда вы собираетесь?
– Уходим, батя!
– Почему?
– Да разве нашему брату здесь можно жить! В бараке всего много, люди получают посылки, взять есть что, а взять стыдно!
Значит, у ребят еще не вся была потеряна совесть…
Второй случай. Однажды сидим в бараке, забиваем «козла», вбегают из соседней секции два молодца, вскакивают на нары к одному пареньку и повелительным голосом ему говорят: «Давай табак!»
Он только что получил из дома посылку. Парень испугался. Тогда я им говорю:
– У него табака нет!
– Ну, давай закурить!
Он им дал закурить, и они ушли в свою секцию.
Пришли в секцию с пустыми руками, а их там спрашивают:
– Что, сорвалось?
– Как же – там Батя! Разве при нем возьмешь!
Значит, и у них не все еще потеряно. Их вполне можно было бы исправить, стоило только изолировать их в барак, где уркачей помещалось меньшинство.
В одном бараке с нами жили уркачи, но их было меньшинство, и барак находился в руках политических. В нем не было ни воровства, ни картежной игры, ни матерщины. В бараке был порядок, чистота. У всех были постельные принадлежности, на столах стояли банки с цветами. В свободное время играли в шахматы, шашки, домино.
Если заметим за каким-нибудь пареньком склонность к воровству, то старший по бараку тут же ему предлагает освободить барак и перейти к уркачам, и после этого предупреждения паренек остепеняется.
Но были и другого рода явления. На л/п были четыре прекрасных лесоруба, которые в течение нескольких лет работали звеньевыми. Средняя годовая выработка их звеньев была 127–135 %, все четверо были уркачи.
Не раз и не два они вызывались в управление, премировались продовольственными и вещевыми посылками. О них писали в управленческих и лагпунктовских газетах.
Жили спокойно. Но вот закончилась махорка, и негде ее было купить, а без курева нет жизни. В это время один член бригады получает посылку, а в посылке махорка. Ребята по-хорошему у него просят часть махорки им уступить, дают ему деньги, но он отказывает. Тогда они решают на него сделать налет и часть махорки отнять…
Берут у него часть махорки, дают за нее деньги, он не берет, а идет к оперуполномоченному с жалобой.
Уполномоченный их вызывает, они объясняют причины отнятия махорки и тут же предлагают за нее деньги. Но оперуполномоченный на них заводит дело – групповой бандитизм и передает в суд. Суд им дает по 15 лет ИТЛ. Закон соблюден…
В КВЧ работал в качестве художника Володя Суркач, на вид тихий скромный паренек. Однажды в КВЧ поставили чемодан, Володя к этому чемодану присматривался. И вот он выбрал время, когда в помещении никого не было. Берет гвоздь, вскрывает замок чемодана, а в этот момент вхожу я. Володя смущен…
Я его спрашиваю:
– Что ты делаешь? Ведь это не твой чемодан. Смотри, в нем ничего нет, а если бы что и было, то все равно бы на тебя подумали, а не на дядю Мишу, дневального КВЧ. Ты знаешь, что я тебя давно замечал в нечистоплотности и тебе об этом не раз говорил…
На это я от него получил ответ:
– Вор не считается с тем, есть что внутри или нет, а ему бы только украсть. Ты мне неоднократно говорил о моей нечистоплотности, но разве нас этим исправишь? Вот если бы ты как следует меня побил, было бы куда больше пользы.
Из лагерной жизни можно было бы привести бесчисленное множество примеров, когда вора захватывали на месте преступления и били до потери сознания, думая, что он воровать больше не будет, а он немного очухается и опять берется за старое…
Было время, когда уркачи всю зону держали в своих руках. Лагерная администрация на все их безобразия смотрела сквозь пальцы. Они среди бела дня приходили в барак к придуркам и их разували и раздевали.
Делали групповые налеты на кухню, хлеборезку, каптерку и т. д. Отнимали у работяг посылки и даже пайки хлеба, и все им сходило с рук. Иногда посадят на двое—трое суток в изолятор, тем дело и кончается…
