1. Состоял в списке японских шпионов, который ему якобы показал один из японцев;
2. что в шпионскую организацию якобы я был завербован китайцем Дун, работавшим на КВЖД в качестве начальника агрочасти Земельного отдела;
3. что, работая на КВЖД, я выводил сорта соевых бобов, негодных для посева в Советском Союзе;
4. что заготовка шпал на лесной концессии Земельного отдела обходилась дороже, чем у других организаций;
5. что в качестве лесничего на концессию Земельного отдела был принят некто Борзе;
6. что в 1935 г. меня перевели из НКПС в Наркомзем Союза исключительно для диверсионной работы.
Из вышеозначенных 6 пунктов в оговоре Рудного, следствие предъявило мне одно обвинение по ст.58 пп.1-а и 11, т. е. я якобы работал на КВЖД и был японским шпионом, т. е. изменником Родины.
Если бы следствие стало разбирать полностью эти гнусно-лживые оговоры Рудного, то оно убедилось бы в их лживости, тогда у следствия, естественно, явилась бы мысль, что и первый пункт оговора является ложным.
Являясь якобы японским или китайским шпионом (я до сих пор не могу уяснить, к какой стране меня отнесли как «шпиона» и с какого времени), то казалось бы, что в течение моего 5-летнего пребывания на КВЖД и выполняя ряд ответственных работ, как по партийной, так и по служебной линиям, то когда-нибудь или что-нибудь я бы передал, тот или иной материал письменно или словесно, что бы послужило следствию и суду подтверждающим то, что я являюсь изменником своей родине, но ни Рудый, ни следствие, ни суд не предъявили и не могли предъявить мне материала, уличающего меня как изменника родине.
Если Рудый сказал, что он меня послал в Наркомзем Союза для диверсионной работы, то я полагаю, что следствие имело возможность фактически проверить мою работу в Наркомземе Союза, и если бы следствие нашло хотя бы маленький дефект в моей работе, то, надо полагать, что оно не простило бы мне этого.
Работая честно и добросовестно во всех отношениях, как по советской, так и по партийной линиям, следовательно, следствию ничего не оставалось делать, как опустить этот пункт ложного оговора. Причем, если бы спросили Рудного, когда и кто меня направил для работы в Наркомзем Союза, то я смело могу сказать, что он этого совершенно не знал. Больше того, по приезде в Москву из Северной Маньчжурии Рудый меня видел всего лишь один раз в июне месяце 1935 г.
В отношении якобы безразличного моего отношения к правому, так и левому течению в партии, то и это так же легко было следователю установить в тех партийных организациях, в которых я состоял и работал в течение ряда лет. Надо полагать, что следователь этим вопросом занимался и, конечно, подтверждения этому не нашел и этот лживый пункт оговора отпал.
Не останавливаясь на ряде других пунктов ложного оговора, выдвинутых Рудного, я должен сказать, что на полях Советского Союза в посеве соевых бобов имеются наилучшие сорта, выведенные на Харбинском опытном поле КВЖД под моим непосредственным руководством, это можно установить в Наркомземе Союза.
Повторяю, что это все можно и должно было установить следствию и тогда, конечно, первый и основной пункт обвинения отпал бы, но следствие и суд этого не сделали, и я за это расплачиваюсь 15-летним отбыванием в лагере.
Что касается обвинения по пункту 11 ст. 58, выдвинутых Резником К.П. что якобы [я] в последнее время принимал участие в установлении железнодорожного тарифа и установлении курса золотого рубля на КВЖД, то и это также гнусная ложь. Никогда и нигде к этому вопросу я не имел абсолютно никакого отношения; что мое заявление правильно, то это можно было бы установить опросом лиц, занимающихся этим вопросом. Так что и это обвинение ложно.
Заканчивая краткое описание пунктов гнусно-лживого оговора, выдвинутого против меня Рудным и Резником, я должен сказать, что, работая на КВЖД в течение 5 лет, я вел работу исключительно для Советского Союза, да иначе и быть не могло. Состоя в Партии большевиков с 1918 г., происходя из рабоче-крестьянской семьи, мой отец был землекопом, а мать крестьянка (оба умерли), сам я был рабочий маляр. Советская власть и коммунистическая партия дали мне возможность учиться: первоначально окончил рабфак, а потом Тимирязевскую академию. Спрашивается, из-за каких целей или побуждений я должен был изменить своей родине, чем она меня обидела и чего мне не хватало?
В настоящее время мне 56 лет, здоровье мое за эти четыре несчастных года сильно подорвано, проще говоря, одной ногой уже стою на краю могилы, и вот такой позор выпал на мою седую голову – «изменник родины». Спрашивается, за что повесили мне этот ярлык, за что оторвали меня от общества, семьи и на 15 лет заточили в лагерь на верную гибель?
Спрашивается, почему вера словам этого троцкиста-бандита Рудного?
Дорогой и любимый Иосиф Виссарионович, еще раз обращаюсь к Вам непосредственно, как к родному отцу, как к защитнику угнетенных и слабых людей, у Вас и только у Вас ищу защиты. Не дайте мне сойти в могилу с позорным пятном «изменник родине», я заявляю и заявлял, что в течение всего периода существования советской власти ни делом, ни словом, ни помыслом никогда и нигде не был против своей родной советской власти, не был, не есть и не буду изменником своей родине, да иначе и быть не может – я есть плоть от плоти рабочего класса, я патриот своей социалистической родины.
Прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, вновь пересмотреть мой вопрос, реабилитировать меня и дать мне возможность на старости лет вести работу на социалистических полях совхозов и колхозов. Уверяю Вас, что я буду работать так же честно и добросовестно на благо Советского Союза, как работал до моего ареста.
С. Кузнецов.
Архив Международного Мемориала. Ф.1. Оп.5. Д.1348. Л. 157–158. Машинопись. Копия.
Документ 73. Заявление Е.А. Кузнецовой М.И. Калинину (26.01.1946)
Председателю Президиума Верховного Совета СССР
Михаилу Ивановичу Калинину.
От гражданки Кузнецовой Елизаветы Андреевны
Проживающей в г. Москва, пер. Садовских, дом 5, кв.10.
Заявление.
Обращаюсь к Вам с просьбой о пересмотре дела моего мужа, Кузнецова Степана Ивановича, осужденного 1/VII-1949 г. Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58 пп. 1а и 11 и приговоренного к 15 годам лагеря.
Родился он в Горьковской области в крестьянской семье. Мать крестьянка, отец землекоп (оба умерли).
С 11 лет он пошел на заработки. Советская власть дала ему возможность получить высшее образование и окончить с/х академию им. Тимирязева, по специальности агронома.
Он бывший член ВКП(б) с 1918 года.
Я прожила с ним 32 года и не знаю за ним ни одного нечестного поступка по отношению к работе и партии.
Ежедневно, по несколько раз в день, я спрашиваю себя, за что его могли осудить, и не нахожу ответа. Так же и он, сидя 4 года в лагере, сделавшись там инвалидом, думая все об одном и том же: за что? не может найти ни одного нечестного, плохого за собой поступка.
