— Следи за базаром, — делаю отцу замечание.
Нет, мне не жаль Колобка. Какого дьявола ее жалеть, если сама эту кашу заварила?! Просто не хочу нести ответственность, если она сейчас разродится посреди моей квартиры.
— До чего же ты опустился, Демьян… — Качает он головой. — Короче, деликатничать с тобой я не собираюсь. Сопли с местной швалью жуй. Мать поблагодари. Убедила меня дать тебе шанс. Срать, как ты это выскребать будешь, — небрежным жестом он указывает на живот Колобка, — фамилию Борзых оно носить не будет. Кончай бесноваться и возвращайся домой.
— По какому праву вы меня оскорбляете?! — все-таки не выдерживает Колобок. — Я связалась с вами, потому что ваш ребеночек прогуливает детский сад! Я могла бы написать на него заявление в полицию, но отнеслась с уважением к вашему высокому положению! Теперь вижу — зря!..
— Захлопни ракушку! — рычит отец, хмуро поднимаясь на ноги. — Она тебе для другого дана. Просто назови сумму и исчезни вместе со своим кенгуренком.
— О, ваша фамилия вам прям к лицу! — верещит Колобок, бросившись вперед. Успеваю протиснуться между ней и отцом и схватить ее за плечи. — А я-то все думала, в кого ваш выродок такой несносный? Все оказалось очевидным: яблоко от яблони…
— Замолчи! — Оттаскиваю ее от отца, кое-как выволакиваю за дверь.
Не ожидал, что она такая брыкастая. Дергается, вырывается, выражается грязными словечками. И смешно, и прискорбно. Вячеслав Демьянович Борзых, он же — мой папаша, оскорбления в свою честь без внимания не оставляет.
— Пусти, козлина! — визжит Колобок, когда я затаскиваю ее в ее квартиру. Отталкивает меня, отходит назад и сдувает упавшие на лицо волосы.
Забавная такая: щеки раскраснелись, глаза полыхают огнем, грудь высоко поднимается от глубоких вдохов.
— Я надеюсь, тебе полегчало от знакомства с моим отцом? — ухмыляюсь, переводя дух. То ли Колобок тяжелая, то ли я спросонок еще не окреп. — Как видишь, он — не твоя мама. С ним немного сложнее.
— Сложнее?! — Она хватается за свою взлохмаченную голову. — Он же моральный урод! Как таких земля носит?! Он назвал меня голодранкой, шлюхой, замарашкой и швалью! Он назвал моего ребенка — ЭТО!!!
— Да он тупо меня задеть хотел! — тоже повышаю голос. Задрала орать. И так башка трещит. — Решил, что ты от меня с пузом! Учитывая, как коряво ты формулируешь мысли, это не удивительно!
— Да куда мне до вас, бар! — Сердито скрещивает руки на груди. — Вы у нас люди образованные, холеные, а мы так — голодранцы! Пойду умоюсь после ваших чертогов стерильных. Вас там маменька ждет, барин. Наконец-то съедете от нас — замарашек! — Разворачивается и шагает в ванную.
Впервые при ссоре с девкой чувствую себя скотом. Ей памятник при жизни возводить надо, а папаша осадил ни за что.
Стиснув зубы, выскакиваю из квартиры и хлопаю дверью со злости. Влетаю в свою, где мой утренний гость пялится на женские трусы, оставленные на полотенцесушителе в ванной. Без понятия, кто именно тут постирушками занимался. Костян с Рыжим сюда тоже телок водят. Хата-то съемная, не жалко.
— У матери сердце прихватило бы, войди она сюда, — констатирует он. — Помойка. — Отпинывает пустую пивную банку и идет к выходу. — Решишь вернуться — обсудим наши дальнейшие отношения. Учти, с рук больше ничего не спущу. И… — он косится на дверь Колобка, — будь избирательней в женщинах, что ли. Променять Серебрянскую на неотесанную моль-оборванку… Постараюсь это забыть…
Глава 5. Стефа
— Да чтоб у него с конца закапало! — от всей души желает Ланка, выслушав мой скандальный рассказ о знакомстве с отцом соседа.
Я с чашкой какао сижу за компом, а подруга по ту сторону экрана потягивает сигарету. Меня до сих пор колотит. Догнать бы этого гада и расцарапать его самодовольную рожу.
— Он там в кашу вкрученный был, что ли?! — продолжает Ланка.
— Ты бы его взгляд видела! Глазами вспарывал меня!
— Борзых… Борзых… Звучная фамилия.
— А подходящая-то какая! — Делаю глоток и прикрываю глаза, пытаясь отвлечься на шоколадный вкус.
— Да забей. Тем более красавчик съезжает. К маме под бочок, — хохочет Ланка. — А вообще, ты из-за беременности так остро реагируешь. Не отбрыкивайся, красавчик тебе нравится.
— Ты прикалываешься? — Едва не захлебываюсь от возмущения.
— Ты постоянно о нем говоришь.
— Да потому что бесит!
Боковым зрением замечаю тень. Едва уловимое движение, от которого подскакиваю с кресла, расплескав какао.
Я забыла запереться. А этот царь бетонных джунглей снова бесцеремонно вломился в мою квартиру. Еще и подкрался незаметно. Наверное, и разговор с Ланкой давно подслушивает.
— Ты совсем офонарел?! — Скорее отодвигаю клавиатуру от растекающейся густой лужицы.
— Ты чего орешь? — напрягается Ланка, разглядывая углы экрана своего смартфона. Даже сигарету недокуренную выбрасывает, сгорая от любопытства. — Красавчик пришел? Ну-ка, покажи мне его, — подмигивает, вовсе не из желания вступиться за меня. Она давно мечтает увидеть, что же тут за сосед шинкует мои мозги два месяца.
— Блин, Лан, ты на громкой связи! — ворчу, отключая видео.
Демьян, скрестив руки на груди, плечом опирается о дверной косяк. Уголок его губ издевательски отодвигается к уху. Ему в кайф, когда другим плохо. Прямо в экстаз впадает. Наслаждается чужими страданиями. А я не представляю, как теперь вывести пятно с ковра!
— Смотрю, переоделся. И морда лица разглажена.
— Ха-ха! — далеко не весело отвечает он. — Колобок, будь другом, сгоняй в магаз. За минералкой. Сто баксов дам.
У меня челюсть отстегивается от его наглости! После всего, что мне пришлось вытерпеть от него, его друзей, его телок и его циничного папаши, он настолько панибратски просит меня, беременную девушку, сбегать ему за опохмелом! Тут у адекватного человека глаза на лоб вылезут, а обо мне с потрепанными нервами и подавно речи быть не может.
— Двести! — выдаю твердо, уверенная, что свалит.
— Не борзей.
Тоже скрещиваю руки и задираю подбородок.
— Двести пятьдесят. И ты расхлебаешь ту кашу, что тут с моей мамой заварил. Я уже задолбалась получать поздравления со свадьбой.
Он усмехается. Спиной прижимается к косяку и поднимает лицо к потолку.
— Ну у тебя и родственнички.
— На своих посмотри! — рявкаю не беспричинно.
— Да не гони, Колобок. Утрясем. — Вытаскивает из кармана джинсов помятую стодолларовую купюру. — Башка гудит. Очухаться не могу. Ты же все равно пойдешь за хлебом, или йогуртом…
— С какого ты это взял? Я никуда сегодня не собиралась.
— Тебе трудно, что ли? — С мольбой заглядывает мне в глаза. — Сдохну же. Глянь, руки дрожат.
