Я принимаюсь за мытье сервировочных мисок, слишком больших для посудомоечной машины, и притопываю в такт композиции «Rockaway Beach» рок-группы «Ramones». Неожиданно звук начинает прерываться. Пока я достаю телефон из кармана и проверяю наушники, песня умолкает совсем. Черт. Смотрю на экран. Вай-фай по-прежнему показывает сильный сигнал, но при нажатии на иконку «Снупа» всплывает сообщение: «Мы не можем получить удовлетворения. (Проверьте подключение к интернету)»
[3].
Жаль. Я возвращаюсь к посуде, теперь уже в тишине. Успеваю вымыть пару тарелок, и тут в окно справа стучат. Это Жак из пекарни в долине, принес багеты и огромный пакет круассанов. Я стягиваю резиновые перчатки и отпираю дверь, выдыхая белое облако в холодный утренний воздух.
— Salut, ma belle
[4], — здоровается Жак.
Не вынимая изо рта сигареты, вручает мне хлеб, затягивается «Житаном» и отворачивается выпустить дым.
— Привет, Жак, — отвечаю по-французски. Говорю я на нем не идеально, однако беседу поддержать могу. — Спасибо. Что скажешь про погоду, какой прогноз?
— О, прогноз не очень, — тоже по-французски сообщает Жак и, вновь затянувшись, задумчиво смотрит в небо.
Жак — один из немногих местных уроженцев. Народ вокруг в основном приезжий: либо туристы, либо сезонные работники. Жак здесь вырос и прожил всю жизнь, его отец владеет пекарней в Сент-Антуан-ле-Лак. Через несколько лет он выйдет на пенсию, и Жак его сменит.
— Как думаешь, удастся сегодня покататься на лыжах? — спрашиваю я.
Жак пожимает плечами.
— Разве что утром. Днем же… — Подняв руку, он вертит ладонью вправо-влево. Жест, которым французы обозначают неопределенность. — Будет сильный снегопад. Видишь, какие тучи над Дамой?
Дама — это Ле Дам Бланш, высокая гора, которая нависает над долиной и отбрасывает почти постоянную тень на шале. Жак прав, тучи действительно внушительные — темные, грозные.
— Тучи — полбеды, — продолжает он. — Хуже всего ветер. Он мешает ребятам из лавинной службы запускать небольшие лавины, понимаешь?
Киваю. Я видела, как это делают в ясную погоду: подрывают заряды на склонах, чтобы снег сходил безопасно, маленькими порциями и не накапливался до критической массы. Не знаю, как именно закладывают взрывчатку. Иногда используют вертолеты, а иногда, по-моему, какие-то пушки. В любом случае понятно, что ветер делает процесс опасным и непредсказуемым.
— Думаешь, возможны лавины? — Я стараюсь не выдать беспокойства.
Жак вновь пожимает плечами.
— Серьезные? Вряд ли. Но днем часть склонов точно закроют, и кататься вне трассы я бы не рекомендовал.
— Я не катаюсь вне трассы, — сообщаю коротко.
Да, больше не катаюсь.
Он отвечает не сразу. Задумчиво оглядывает склоны, затем выпускает кольцо дыма. Кивает.
— Ладно, мне пора. До встречи, Эрин. — И направляется к фуникулеру.
Мягкий свежевыпавший снег скрипит у Жака под ногами. Я смотрю ему вслед, и внутри все сжимается, меня вновь пробирает страх, навеянный ночным кошмаром.
Возвращаюсь в теплую кухню, выкладываю хлеб на стол — и вздрагиваю от неожиданности, когда за спиной раздается хриплый сонный голос:
— Месье Булочка, сын булочника?
Возле стойки в ярком утреннем свете жмурится Дэнни.
— Господи! — Я прикладываю руку к груди. — Ты меня напугал. Да, приходил Жак. Он говорит, будет еще снег.
— Издеваешься? — Дэнни чешет щетину. — Такими темпами на небе вообще снега не останется. На лыжах покататься получится?
— Вроде бы. По мнению Жака, сегодня до обеда — да. Потом трассы могут закрыть, опасность схода лавин.
— Уже оранжевый, — замечает Дэнни.
Он имеет в виду шкалу, публикуемую «Метео-Франс». Оранжевый цвет соответствует третьему уровню, «значительному риску» схода лавин. При этом кататься вне трасс не рекомендуют, а самые крутые склоны закрывают. При красном, четвертом, уровне начинают закрывать весь курорт. Черный, уровень пять, — опасность для поселений и дорог. Черный уровень — это что-то вроде «убедитесь, что ваш последний прием пищи был плотным», хотя лавинная служба старается не допускать подобных ситуаций. По возможности.
Я беру поднос с кофейными чашками, и тут Дэнни небрежно интересуется:
— Кто такой Уилл?
Шок. Я оступаюсь, две чашки соскальзывают с подноса на пол и разбиваются. К тому времени, как мы с Дэнни заканчиваем собирать осколки, я прихожу в себя и могу ответить.
— В смысле? Здесь нет никаких Уиллов.
— Тебе что-то снилось ночью. Ты кричала, звала Уилла. Я слышал за стеной. Меня это разбудило.
Черт!
— Хм, странно. — Мой голос звучит легко, слегка удивленно. — Прости. Кошмар, наверное.
Прежде чем Дэнни разовьет тему, я выхожу из кухни. Несу поднос в столовую, руки почти не дрожат. Принимаюсь за сервировку большого деревянного стола к завтраку. Когда выставляю последние баночки с консервами, с лестницы доносится стук каблуков. Я поднимаю голову — Ева. Явно не в духе.
— Доброе утро, — говорю.
— Доброе, что с интернетом? — бросает она без всяких предисловий.
У меня екает сердце. Черт. Я-то надеялась, что проблема временная.
— О боже, как неприятно. До сих пор не работает?
— Не работает. И мобильная связь ужасная.
— Очень жаль, это из-за снега. Такое случается. Наверное, обрыв кабеля, или поломка ретранслятора, или еще что-нибудь. Часто бывает после сильного снегопада, а вчера снега насыпало немало.
Я машу рукой в сторону окна, где снег местами доходит до половины стекла.
— Мне не нужна научная справка, я хочу знать, когда все восстановят?
Тон резкий, неоправданно злой. Тон человека, который в ответ на свое повеление «прыгай» привык слышать «на какую высоту?». По сути, меня это не волнует — я даже предпочитаю людей, которые обозначают желания четко, а не улыбаются тебе всю неделю, а потом пишут гадкие подробные отзывы. В данном же случае решить проблему я не в силах — и подозреваю, что Еве это не понравится.
— Не знаю. — Я скрещиваю руки. — Простите. Обычно восстанавливают за день-два, точно не скажу.
— Вот черт!
Ева злится и не скрывает этого, хотя тут что-то еще. Судя по лицу, она очень нервничает и переживает — вряд ли подобные чувства вызвало отсутствие связи.
— Мне очень жаль, — повторяю. — Если бы я могла чем-то помочь… Проблемы с работой?
