Не сумев обнаружить Дункана, Фэллон отправилась на поиски Тони.
– Прикольные крылья. Хочешь пива?
– Не сейчас, спасибо. Я…
– Отправился помогать с заключенными. Их слишком много, так что брат предложил поместить всех в амбар Хауштайна, накрыть его сдерживающим барьером и погрузить ТУ в сон до тех пор, пока мы не сможем заняться транспортировкой.
– Хорошая идея.
– У Дункана они часто бывают, – взгляд синих глаз Тони смягчился. – Он очень по тебе скучал, так что полегче с ним, ладно?
– Я надеюсь, что это он обойдется со мной полегче.
Фэллон решила, что если Дункан вообще захочет с ней разговаривать, только справедливо будет сделать это на его территории, поэтому уселась на обочине возле дома мэра в ожидании возвращения парня. Когда-то же он должен был вернуться.
Нью-Хоуп успокоился и погрузился в сон. Как ни странно, раньше у Фэллон никогда не находилось времени просто понаблюдать за притихшим городом. Тот факт, что он снова выглядел мирным в ночь после нападения, после пролитой крови и жестокостей, говорил о стойкости. Стойкости духа и жителей. О единстве сообщества, выкованном в горниле невзгод и бед.
Освещенный только луной и звездами, город спал. Родители уложили детей в постель, убаюкали их колыбельными. Возлюбленные нашли утешение друг у друга в объятиях. Врачи присматривали за ранеными в больнице.
Школа и академия стояли темными и ждали утра, чтобы снова наполниться гулом голосов учеников и студентов, учителей и инструкторов. Магазины и прочие заведения открывались с наступлением дня. С первыми лучами солнца на фермах возобновится бурная деятельность, а от общественной столовой донесутся запахи съестного и кофе.
Даже после войны можно вернуться к мирной жизни. После кошмаров следует пробуждение. И, как знала теперь Фэллон, после утраты и горя можно найти утешение. И новый смысл после потери веры.
Надежду после полного отчаяния.
Вдалеке послышался рев двигателя, разорвавший тишину. Он быстро приближался. «Дункан торопится домой», – поняла Фэллон. И встала, чтобы встретить его.
Как и в первый раз, когда она его увидела во сне, волосы парня развевались на ветру. Но тогда он был еще совсем юным. Теперь же к обочине подъехал и слез с мотоцикла уже мужчина.
За время ожидания Фэллон успела прокрутить в мыслях около десятка способов начать разговор, но сейчас, в решающий момент, отбросила их все и сказала первое, что пришло в голову:
– Прости меня.
– За что? – уточнил Дункан, стоя на месте.
– За то, что ушла тогда, когда ты хотел, чтобы я осталась. За то, что не сумела найти в своей душе то, в чем ты так нуждался. За то, что не возвращалась дольше, чем обещала. И за то, что отгораживалась от тебя во время отсутствия, хотя и понимала, насколько это может ранить.
– Я знаю, почему ты ушла. Вернее, почему ты считала, что должна уйти, – голос Дункана звучал спокойно, без обиды или раздражения. – И, полагаю, имелась веская причина, почему не вернулась тогда, когда обещала. Единственное, чего я не понимаю, так это почему ты отгораживалась от меня. И да, это сильно ранило.
– Мне казалось, что если соприкоснуться с тобой мысленно хоть на секунду, то я не выдержу и сразу вернусь.
– Чушь собачья! – теперь голос Дункана так и сочился обидой и раздражением. – Я бы не стал тебя ни к чему принуждать.
– Знаю. И знаю, что нельзя говорить: дело не в тебе, а во мне, – Фэллон напомнила ему о данном им же когда-то совете, – но это правда. Я бы вернулась раньше, чем была к этому готова, потому что хотела находиться рядом с тобой и желала утешения, которое ты мог бы дать. Я нуждалась в тебе гораздо сильнее, чем в повторном обретении веры.
– Ну да, – хмыкнул Дункан.
– Из-за ужасного горя и жажды мести я перестала видеть настоящую цель в жизни, утратила свет и веру. Потеряла их вместе с Миком, – Фэллон беспомощно всплеснула руками. – И мне действительно было необходимо вновь обрести их, иначе я бы никогда не сумела поступать так, как должно. Однако все это время отчаянно желала вернуться к тебе. К тебе, к семье, к друзьям. Но в вашем присутствии вряд ли смогла бы опять найти решимость сражаться. Или вести в бой.
– Ты обнаружила то, что искала?
– Да. Но мне очень жаль, что я обидела тебя. Жаль, что заставила волноваться семью и друзей. Жаль, что не сумела помочь в отражении нападения.
– Многовато сожалений.
– У меня есть и еще, если ты хочешь их выслушать.
– Пожалуй, этого достаточно, – пожал Дункан плечами, не сводя взгляда с лица Фэллон, затем в два широких шага оказался рядом с ней и прижал к себе, как давно хотел.
– Хвала всем богам, – выдохнула она, обнимая любимого так крепко, как только могла. – Идем со мной, хорошо? Я кое-что тебе покажу.
Не дожидаясь ответа, Фэллон перенесла их обоих в другое место.
Свет мягко мерцал в неяркой зелени, где переливались, сверкали и перемигивались танцующие огоньки фей. Чуть поодаль расстилалась заводь, прозрачная и чистая, как стекло. Лунные лучи лились сквозь листву и пускали блики по волнам. Тончайшая дымка тумана серебряными завитками поднималась над прудом. Воздух, теплый, напоенный весенними ароматами, сладкий, не колебался даже от малейшего ветерка.
– Та самая заводь фей.
– Здесь я и проводила время, прежде чем вернуться. Прежде… Ну, расскажу обо всем потом, – Фэллон погладила Дункана по волосам, погрузила пальцы в темные пряди. – Отложим разговор?
Желая вновь дотронуться до ее обнаженной кожи, он провел ладонями вдоль тела девушки, заставив ее и свою одежду вместе с оружием упасть беспорядочной грудой к ногам, затем потянул Фэллон на ковер из мха и травы.
Кожа к коже, тело к телу – это было тем, чего жаждал Дункан в первую очередь. Все остальное подождет.
– Прикоснись ко мне, – шептала Фэллон, проводя по спине юноши, – позволь мне вернуться к тебе. Вернись ко мне.
Когда они вновь стали единым целым, под кожей и в воздухе заискрился свет. Фэллон чувствовала, как он вливается в нее, заполняет пустоту. Требовалось уйти, чтобы вновь обрести решимость. Но сейчас настала пора вернуться, чтобы найти любовь.
И удовольствие. Удовольствие ощущать биение сердца Дункана, силу его рук, его вкус, контуры тела под пальцами.
Здесь, с ним, Фэллон могла уступать или требовать. Отрекаться от контроля или брать желаемое. Здесь, с ним, она могла вновь чувствовать радость, которую утратила.
Дункан перехватил запястья девушки, чтобы она не отвлекалась. Чтобы перестать отвлекаться самому. Затем посмотрел ей в глаза, в которых отражался лунный свет, а когда медленно коснулся губами ее губ, то вложил в поцелуй всю душу, сорвав все покровы.
«Ты мой свет».
